Минская епархия в период революционных потрясений 1917 г. и во время немецкой и польской оккупации Белоруссии (до марта 1921 г.)

Незадолго до социальных потрясений, обрушившихся на Белоруссию в 1917 году и открывших в её истории совершенно новый период, в пределах Минской епархии, включавшей Минский, Борисовский, Игуменский, Новогрудский, Слуцкий, Бобруйский, Речицкий, Мозырский и Пинский уезды, согласно сведениям за 1916 год, насчитывалось 1547 церквей. В их число входило: 10 соборных храмов, 8 монастырских, 549 приходских, 26 домовых, 240 кладбищенских и 714 приписных церквей и часовен. В епархии проходили служение: правящий и викарный архиереи, 33 протоиерея, 570 священников, 97 диаконов и 530 псаломщиков. В Минске действовала духовная семинария. Наряду с ней имелось еще 5 духовных учебных заведений: 2 женских училища духовного ведомства (в Минске и Паричах) и 3 мужских духовных училища (в Минске, Слуцке и Пинске). Широко развита была сеть церковно-приходских школ (хотя после 1905 г. их число неуклонно сокращалось). В 1913 году их насчитывалось 1119 (включая 2-х классные, одноклассные и школы грамоты). Накануне революции в епархии существовало 6 монастырей: в Минске-Свято-Духов и Преображенский, в Пинске Богоявленский, в Лядах-Свято-Благовещенский, в Слуцке Свято-Троицкий, в Ивенце-Свято-Евфросиньевский1.

Такова статистика, с внешней стороны позволяющая составить общее представление о Минской епархии накануне судьбоносного 1917 года.

Что скрывалось за этой статистикой? Какие проблемы волновали тогда духовенство и мирян? Каковы были основные факторы, предопределившие течение церковной жизни в пределах Минской епархии в то очень сложное время?

Справедливости ради, следует отметить, что, несмотря на внешнее благолепие и многочисленность, церковная жизнь в предреволюционные годы в подавляющем большинстве случаев не отличалась, к сожалению, должной духовной глубиной и сосредоточенностью на решении тех проблем, от которых зависело её ближайшее будущее. Лишь отдельные, редкие явления радовали верующее сердце на фоне серой, казённой, связанной бюрократическими путами действительности.

В Минской епархии начала XX столетия к подобным явлениям можно отнести, к примеру, ныне прославленных Русской Православной Церковью: Священномученика Митрофана (Краснопольского), занимавшего местную кафедру в 1912 - 1916 годах и Священномученика Иоанна (Поммера), в 1912 году являвшегося викарием Слуцким. Можно вспомнить о трудах Минского церковного историко-археологического комитета, назвать ряд ярких имен среди духовенства и наиболее активных мирян. Однако в целом ситуация в епархии, при всём её показном величии и лоске, складывалась не лучшим образом.

С высоты сегодняшнего дня совершенно ясным представляется то, что в основе тех страшных социальных катаклизмов, которые пережило наше общество в XX веке, лежало расцерковление его членов, отпадение от тех идеалов, которым учит следовать Святая Христова Церковь. Стремление объяснить мир без Бога и устроиться в нём соответствующим образом становилось всепоглощающим для очень многих из общества того времени.

В Белоруссии этот процесс расцерковления, секуляризации социальной жизни протекал не менее высокими темпами, чем в России. Положение усугублялось тем, что значительная часть местного дворянства была сильно полонизирована и поэтому враждебно настроена по отношению к Православной Церкви. Не питали к ней добрых чувств и многие представители еврейского населения, проникшие в самые разные сферы общественной жизни.

Впрочем, два последних обстоятельства играли второстепенную роль в приближении западнорусского общества к той пропасти, которая отверзлась перед ним с наступлением 1917 года. Главным, определяющим моментом его нравственного падения было собственное нерадение наших предков о своём духовном состоянии. «Государство строило храмы, но оставляло в запустении Церковь»2. Так определил положение дел в современном ему обществе белорус Иван Солоневич и был глубоко прав.

Запустению церковной жизни в значительной степени способствовало то обстоятельство, что она находилась под жёстким, всепроникающим контролем государства, часто осуществлявшим недопустимое вмешательство в область деятельности Церкви.

«Примат светской власти, - справедливо писал в своих воспоминаниях митрополит Евлогий (Георгиевский), - подавлял свободу Церкви сверху донизу: архиереи зависели от губернаторов и должны были через священников проводить их политику...»3, далеко не всегда, соответствовавшую нормам социальной справедливости. А это крайне негативно воспринималось в обществе, которое в обратном порядке оказывало отрицательное воздействие на состояние умов верующих.

Воздействие общества на Церковь (и, наоборот) по сути своей являлось взаимообуславливающим, но первенствующая роль в нём всё же принадлежала не Церкви, а всё более пропитывающемуся ядовитым процессом секуляризации обществу, в недрах которого сакраментально существовала Церковь.

Еще в 1910 году на страницах «Минских Епархиальных Ведомостей» появилось несколько интересных публикаций, вызванных статьёй известного публициста М.О.Меньшикова «Истощение духа», в которой автор обвинял духовенство в упадке веры и пагубном влиянии на общество. Отвечая М.Меньшикову, настоятель Свято-Никольской церкви села Тимковичи Минской епархии священник Арсений Железнякович писал: «...г. Меньшиков говорит, что виною отпадения от православия является духовенство, школа, выпускающая пастырей, и затем никто больше. Нет, господин Меньшиков! В отпадении от православия повинны не только мы, но и Вы! Повинна развращающая чистую душу опошлившаяся русская литература с её тлетворными представителями: Горьким, Андреевым, Соллогубом... Повинна печать, повинна опошлившаяся газета: всякого рода «Копейка», «Товарищ», «Речь» и им же несть числа. Повинны представители правительства... повинно, наконец, всё русское общество, видным представителем которого являетесь Вы, выдающийся публицист русской прессы. А уж вместе с Вами... повинны и духовенство и духовная школа»4.

Таким образом, упадок в церковной жизни с особой силой обнаружившийся в начале XX столетия, явился зеркальным отражением того нравственного регресса, который охватил всё общество. Духовенство, связанное с ним своей жизнью, не могло не испытать негативных тенденций времени, ибо всякое гражданское общество (в любой сфере своей жизнедеятельности) достойно такого возглавления, каково оно само.

Бремя синодально-консисторской системы, упадок приходской жизни, сокращение количества церковно-приходских школ, недостаточно развитая миссионерская деятельность, низкое материальное обеспечение сельского духовенства-всё это во многом было обусловлено процессами секуляризации, повсеместно наблюдавшимися в обществе.

Разрушительное влияние на все стороны социальной жизни, в том числе церковную, оказала Первая мировая война, начавшаяся в августе 1914 года.

В результате широкомасштабного наступления, предпринятого немецкими войсками уже через год после начала войны, линия фронта отрезала от Минской епархии почти всю территорию Новогрудского уезда, значительную часть Пинского и небольшой краешек Слуцкого уездов. На оккупированной немцами территории оказались 82 прихода. Служившее в них духовенство, «...гонимое ужасами смерти и истязаний, оставив на месте годами скопленное имущество, вынуждено было... искать приюта в других городах и сёлах, куда не дошла военная гроза»5.

Огромная волна беженцев захлестнула Восточную Белоруссию. Примерно от 1,1 до 1,3 миллиона уроженцев Западной Белоруссии были вынуждены оставить родную землю и эвакуироваться подальше от фронта6.

«Сентябрь 1915 года для Минска был месяцем ужасов и кошмарно-тяжёлых переживаний... Хлынула стотысячная волна беженцев... Все пути к Минску были заполнены ими... Среди них много было лишений, нищеты и горя... Приходилось видеть оставленных своими родными на произвол судьбы беспомощных стариков и стариц. С тупой покорностью воле Провидения, без всякой надежды и упования, как бы застывши в своих позах, сидели они по краям дорог и под заборами в городе»7. К июлю 1916 года в Минской епархии осело около 130000 беженцев8. Церковь не осталась в стороне от их нужд и бед. В монастырях и духовных учебных заведениях для раненых открывались лазареты, для обездоленных - приюты. Голодающих старались не оставить без куска хлеба.

В это тяжелейшее время 6 июля 1916 года на Минскую кафедру был назначен епископ Георгий (Ярошевский), сменивший на ней своего предшественника владыку Митрофана (Краснопольского), переведённого в Астрахань.

Родился Преосвященный Георгий в 1872 году в Подольской губернии. В 1897 году окончил Киевскую Духовную Академию, получив степень кандидата богословия (в 1901 г. он стал магистром). В дальнейшем служил преподавателем Таврической Духовной Семинарии (1898 - 1901), смотрителем Калужского духовного училища (1901 - 1903), инспектором Могилёвской ДС (1903), ректором Тульской ДС (1903 -1906). В июле 1906 года его хиротонисали в епископа Каширского, викария Тульской епархии. В ноябре1910 года он стал епископом Ямбургским, одновременно восприняв должность ректора Санкт-Петербургской Духовной Академии. В мае 1913 года его назначили епископом Калужским и Боровским9. Из Калуги он прибыл в Минск.

Занимая Минскую кафедру, епископ Георгий регулярно совершал богослужения, много проповедовал, часто посещал приходские храмы, особенно те, которые располагались неподалёку от линии фронта. Будучи человеком богословски образованным, имевшим научные труды по изъяснению Священного Писания Нового Завета, владыка Георгий в конце 1916 года был избран Почётным Членом Московской Духовной Академии (ранее он прошел аналогичное избрание в СПБ ДА)10.

Знающий дело администратор, епископ Георгий в январе 1917 года сумел испросить у Св. Синода дополнительное пособие в 50 000 руб., предназначавшееся для нужд духовенства 82-х приходов Минской епархии, оказавшегося в беженстве11.

Среди проблем, с которыми архипастырь столкнулся в своей деятельности, выделялся вопрос, связанный с противостоянием православного населения Минской епархии римо-католицизму. Не являясь сторонником обличительного миссионерства, основанного на разъяснении заблуждений латинян, владыка призывал духовенство к положительному свидетельству об истине Православия. В своём предложении, высказанном по этому поводу, он утверждал: «...я думаю, что гораздо больше было бы пользы, если бы епархиальная миссия прибегала к полемическим приёмам только в случае крайней необходимости, при чём не выходила бы из пределов приличия в полемике с католиками, не сходила бы с путей правды, ибо в таких приёмах как исповедание, стоящее в истине, православие совсем не нуждается, - но чтобы внимание епархиальной миссии было направлено на постоянное вынаружение красоты православия в церковно-приходской жизни. Православие должно быть явлено во всей своей красоте и притягательности, особенно в тех местах, где сильно католичество»12.

Предложение епископа Георгия было принято к сведению духовенством епархии. Его обсуждение вяло прошло на страницах епархиальных ведомостей и вскоре всеми было забыто...

2-го марта 1917 года император Николай Второй, адекватно оценив сложившуюся в стране ситуацию, отрёкся от престола. В Российской империи к власти пришло Временное Правительство, взявшее курс на проведение либералдемократических реформ.

6-го марта в Минске на соборной площади толпы народа праздновали свержение самодержавия. Владыка Георгий не участвовал в этом мероприятии, неожиданно для всех... заболев воспалением лёгких. Вместо него в открывшейся 6-го марта манифестации принял участие викарный епископ Феофилакт (Клементьев).

Он родился в 1870 году в Харьковской губернии. В 1893 году окончил Харьковский университет. В 1897 году со степенью кандидата богословия завершил образование в Санкт-Петербургской Духовной Академии. Затем проходил послушания первого начальника Умрийской миссии в Персии13, настоятеля Заиконоспасского монастыря в Москве (1903 - 1907), настоятеля Жировицкого монастыря (1907 - 1911). В апреле 1911 года его возвели в сан епископа Таганрогского, викария Екатеринбургской епархии14. Незадолго до начала Первой мировой войны он получил назначение быть викарием Слуцким.

Именно Феофилакт (Клементьев) возглавил 6 марта 1917 года торжественный молебен в Минске по случаю изменения политической системы в стране. В тот день в городе шёл сильный снегопад и дул пронизывающий холодный ветер, казалось, что сама природа протестовала против каких-либо политических акций. Тем не менее, вся соборная площадь была переполнена возбуждёнными людьми. На красных знамёнах прочитывались надписи: «Да здравствует свободная Россия!», «Да здравствует народное правительство!». Епископ Феофилакт обратился к толпе, страстно жаждавшей перемен, с речью и призвал всех к «покорности новому правительству»15.

Вскоре в Минске по благословению правящего архиерея состоялось пастырское собрание. Оно прошло 27 - 28 марта. Ни владыка. Георгий (наверное, по причине болезни), ни епископ Феофилакт (хотя он был совершенно здоров) на него не прибыли. На собрании председательствовал ректор Минской Духовной Семинарии протоиерей Иоанн Язвицкий. Собрание, как и следовало ожидать, вскрыло наконец те недостатки местной церковной жизни, которые долгие годы старательно замалчивались.

В постановлении, принятом на собрании, в частности, говорилось следующее: «К глубокому своему прискорбию собрание вынуждено было отметить... факт почти полной разобщённости Архипастыря с подведомственным ему духовенством. Вникая беспристрастно в причины, породившие указанное печальное явление, пастырское собрание усматривает таковые: 1. В канцелярски-бюрократическом способе общения епископа с подчиненным ему клиром... 2. В наличии безответственных советников при епископе, образующих клику близких к нему доверенных лиц, обычно злоупотребляющих своей близостью к Архипастырю...»16

Участники собрания потребовали, чтобы духовенству была предоставлена возможность с благословения архиерея регулярно проводить пастырские собрания, обсуждая на них текущие вопросы церковной жизни; чтобы священнослужители могли свободно и правдиво высказываться о наболевшем на страницах епархиального периодического издания; чтобы при правящем епископе был учреждён Церковно-Общинный Совет (в качестве совещательного органа); и, наконец, чтобы в ближайшее время в Минской епархии был созван съезд духовенства.

Завершилось собрание тем, что 28 марта его участники избрали Временный Церковно-Общинный Совет от городского духовенства. В него вошли: ректор семинарии протоиерей Иоанн Язвицкий, священник Казанской церкви Владимир Хираско, священник Свято-Екатерининского собора Стефан Кульчицкий, диакон кафедрального собора Святых Апостолов Петра и Павла Константин Николаевич и псаломщик церкви Святой Марии Магдалины Владимир Терравский17.

17-го апреля духовенство Минска собралось вместе ещё раз. Встреча проходила в покоях владыки Георгия под его председательством. Присутствовал викарный епископ Феофилакт. Открывая встречу, правящий архиерей «призвал собрание к спокойному, в духе христианской любви и свободы, обсуждению вопросов». Требования духовенства были приняты, во всяком случае, никто против них не возражал. Присутствовавшие высказались за созыв 15 мая 1917 года съезда духовенства и мирян Минской епархии18.

Прелюдией к этому съезду и его своеобразной репетицией стало собрание, состоявшееся в Минске 20 апреля. Оно впервые объединило в своих рядах как священнослужителей, так и мирян. С главным докладом на нём выступил протоиерей Иоанн Язвицкий. Он справедливо отметил, что Православной Церкви всегда принадлежала «огромная роль в жизни России», но эта роль «обесценивалась тем бюрократическим строем, который царил во всех отношениях в жизни русского государства». Остановившись на мысли о зависимости, которую испытывали со стороны обер-прокурора архиереи, докладчик сказал о том, как много и подчас несправедливо терпело от епископата, в свою очередь, белое духовенство. Коснулся он и тех отношений, которые складывались между самими священнослужителями, заметив, что и сюда «...вошёл дух бюрократизма с его исчадиями - делением на высших и низших, влиятельных и ничтожных, с подслуживанием друг другу, самоуничижением, недоверием и предательством». В конце доклада отец Иоанн обратил внимание на то, что и отношение дореволюционного духовенства«... к своим пасомым отражало дух бюрократизма...»19. При этом во всех бедах Церкви он винил исключительно самодержавие, что отвечало, конечно, настроениям того времени, но далеко не соответствовало жизненной правде.

По мудрому замечанию современника отца Иоанна (сегодня многими забытого), выдающегося историка Антона Керсновского, «русские люди 1917 года были все виноваты в неслыханном несчастье, постигшем их Родину»20.

Собрание расширило состав Церковно-Общинного Совета. В дополнение к пяти ранее избранным членам в него ввели ещё восемь человек от мирян. Решено было также повсюду избрать приходские советы. На этом собрание завершило свою работу.

15-19 мая 1917 года в Минске прошёл первый епархиальный съезд духовенства и мирян. Главнейшим постановлением съезда стало решение о необходимости скорейшего устроения церковно-приходской жизни, которая в условиях синодально-консисторской системы измельчала до неузнаваемости. Делегаты съезда призвали духовенство «в корне изменить свое отношение к пастве» на основе соблюдения того принципа, что «не приход существует для пастыря, а пастырь для прихода». Достаточно громко прозвучал также призыв начать как можно больше и усерднее проповедовать, реагируя на происходящее вокруг, «чтобы проповедь была не мёртвым словом, а живым».

К прискорбию, должно отметить, что в целом съезд мало содействовал в обновлению церковной жизни. Между духовенством и мирянами на нём возникло много недопонимания, взаимных упрёков, которые так и остались неразрешёнными21. И в дальнейшем проблема подлинного, глубоко христианского единения пастырей и паствы сохраняла свою злободневность, острую актуальность. Без решения её невозможно было правильно и прочно наладить приходскую жизнь. Но для решения этой проблемы необходимо было время, которое за предшествующие десятилетия оказалось безвозвратно утерянным...

Между духовенством и народной массой к началу XX столетия образовалось труднопреодолимое средостение, нередко выражавшееся в формальных, неискренних, основанных на прагматичной основе взаимоотношениях. Простой сельский люд часто не доверял своим пастырям. «Долго складывалось это недоверие. Сюда мало-по малу входило все, что в разное время допускалось духовенством неосторожного и нежелательного по отношению к народу... Духовенство... было социально удалённым от народа не только по укладу жизни, но и по своему отношению к народу. Не будем скрывать того, что в домах многих пастырей для прихожан не было иного места, как на кухне; не будем скрывать и того, что многие пастыри в отношениях к народу не чужды были ненужного пренебрежения...»22. Не удивительно, что народ в подавляющем большинстве не участвовал в приходской жизни, сторонился её как несвойственного ему занятия.

Характерен такой пример. Когда в мае 1917 года умер настоятель Свято-Екатерининского собора Минска протоиерей Павел Афонский и встал вопрос об избрании на приходском собрании его преемника (для последующего утверждения новоизбранного правящим архиереем), прихожане отнеслись к этому с почти полным безразличием. Первые выборы, назначенные на 18 июня, не состоялись «за неявкой достаточного числа представителей прихода». Вторые, выпавшие на 25 июня, из 2000 совершеннолетних прихожан собрали чуть более сотни человек23. И это происходило в Минске, губернском центре; что уж говорить об участии паствы в делах прихода, располагавшегося в сельской местности...

Преследования духовенства, вскоре начавшиеся повсеместно, стали возможны благодаря тому безразличию и теплохладности, которые были присущи очень и очень многим формальным пасомым. На этом безразличии (в лучшем случае) сумели разыграть свою «грязную» карту различные проходимцы, прикрывавшиеся модной революционной фразой.

Одним из подобного сорта деятелей был Радослав Островский (1887 - 1976), в годы Второй Мировой войны - коллаборационист, пособник нацистов, президент т.н. «Беларускай Цантральнай Рады», а в 1917 году - молодой, подающий надежды Слуцкий уездный комиссар, одержимый идеей превратно понятой белоруссизации24. Не без его ведома в ночь с 21 на 22 мая в Слуцкий Свято-Троицкий монастырь явились Председатель Слуцкого Совета солдатских и рабочих депутатов Лабенс, помощник коменданта города Вайтель и начальник местной милиции Цвирко. «В монастыре в эту ночь находилось несколько сот богомольцев, пришедших ко дню храмового праздника и разместившихся в коридорах монастыря на ночлег. Войдя в квартиру настоятеля монастыря архимандрита Афанасия, пришедшие заявили, что они явились в монастырь конфисковать брошюру с жизнеописанием св. мученика младенца Гавриила, усматривая в ней погромную агитацию. Архимандритом монастыря был вызван заведующий церковной лавкой иеродиакон Гавриил, который под конвоем был выведен к церковной лавке, где явившиеся забрали 156 иконок св. мученика младенца Гавриила, освящённых на мощах мученика, и 126 экземпляров его житий, заявив, что берут означенное для сожжения»25.

2-го июля под председательством комиссара Р.Островского в Слуцке открылся Уездный крестьянский съезд. На нём Островский предложил учредить в Слуцке белорусскую гимназию, экспроприировав для неё помещения, принадлежавшие... Свято-Троицкому монастырю. Съезд, в массе своей состоявший из безразлично относившихся к Церкви формальных христиан, поддержал это предложение.

13-го июля Островский с несколькими неизвестными лицами приехал в монастырь на автомобиле, выдворил из обители её настоятеля архимандрита Афанасия (Вечерко) и, произведя на следующий день обстоятельный обыск, изъял оставшиеся экземпляры житийной литературы. Либеральная пресса сообщала, что «при вторичном обыске кладовых Слуцкого Троицкого монастыря было найдено 5140 погромных брошюр»26. Возмущённый этим, отец Афанасий обратился в Синод с рапортом, в котором охарактеризовал происшедшее в следующих словах: «Слуцкий монастырь пережил татар, войну со шведами и поляками, Отечественную войну 1812 года с французами, но никогда он не испытывал того, что сейчас испытывает»27. В знак протеста против бесчиния властей вскоре был созван съезд духовенства и мирян 2 округа Слуцкого уезда, участники которого выразили письменный протест в связи с происходившими событиями. В этом протесте говорилось: «Съезд клира и мирян... представляющий собой голос 50000 православно-верующих, осведомившись о поругании дорогой сердцу православной святыни, проявившемся в насильственном отобрании под покровом тёмной ночи книжек-житий мученика младенца Гавриила и икон, выражает Слуцкой обители свое искреннейшее сочувствие и возмущение. Изъять от православных нашего края историю мученика Гавриила так же невозможно, как невозможно изъять у всех христиан святое Евангелие, где описывается, как Мессия умервщлён был от евреев. Такое отношение к младенцу Гавриилу ещё более зажигает у христиан пламень любви к распятому за веру. Современное еврейство как неповинно в распятии Господа, так неповинно и в распятии мученика младенца Гавриила, нашего земного согражданина и небесного заступника... В нашем благочинии есть храмы в честь мученика младенца Гавриила, есть во всех домах его святые иконы, и мы, в утешение поруганной Слуцкой обители, можем сказать вместе со св. Ап. Павлом: «ничто нас не отлучит от любви к Богу» и святым угодникам Его, среди которых яркой путеводной звездой для нас является мученик младенец Гавриил, память которого мы свято чтим и клянёмся чтить, обязуясь передать это чувство благоговения своим детям и внукам»28.

Чтобы как-то устоять перед надвигавшейся социальной бурей, грозным предзнаменованием которой стали события в Слуцке, городское духовенство Минска 24 июля выступило с инициативой организации Союза священнослужителей Минской епархии, опубликовав в епархиальных ведомостях проект устава этой организации. Союз был призван содействовать «лучшему осуществлению пастырского служения», единению с народом «на основах преданности своему пастырскому долгу и любви к пастве». Предполагалось, что на средства Союза в епархии будет проводиться катехизация детей, не изучающих в школах Закона Божьего; издаваться религиозно-нравственная литература; устраиваться лекции и собеседования с народом29. Всё это, однако, осталось неосуществлённым...

Знаменательным событием в истории Минской епархии стал второй епархиальный съезд духовенства и мирян, состоявшийся 8 августа 1917 года. На нём были избраны делегаты, для участия в Поместном Соборе Русской Православной Церкви, вскоре отправившиеся в Москву.

На съезд прибыло 163 человека (67 - от клира и 96 - от мирян). По должности, как правящий архиерей, к участию в Соборе был призван епископ Георгий (Ярошевский). Позднее ему доверили возглавить на Соборе отдел епархиального управления, являвшийся одним из важнейших в работе этого высокого учреждения. По избранию путём голосования Минскую епархию было поручено представлять в Москве викарию Феофилакту (Клементьеву) и священнику Стефану Кульчицкому (от духовенства), от мирян инспектору Мин ДС Александру Михайловичу Панову, Члену Минского Окружного Суда Александру Ивановичу Синебрюхову и Директору народных училищ Минской губернии Поликарпу Андреевичу Соколову30. Епископа Феофилакта избрали больше из уважения к его духовному сану. В первом туре голосования за него было подано всего лишь 10 голосов... Он не пользовался среди духовенства и мирян должным авторитетом. Сразу же после окончания съезда «для лучшего устроения православного дела в Слуцке и соседних местностях» указом Св.Синода ему было определено, по завершении работы Собора, «пребывание в Слуцком Свято-Троицком монастыре с назначением его настоятелем сего монастыря»31.

Протопресвитер Георгий Шавельский, встречавшийся с Феофилактом в годы гражданской войны на юге России, так охарактеризовал его: «...сумбурный, бесхарактерный, недалёкий; то жалкий и трусливый, то невпопад решительный и беспутный...»32.

Совершенно другим человеком был иной делегат от духовенства Минской епархии - священник Стефан Кульчицкий. Он пользовался исключительным уважением среди духовенства и мирян. За него уже в первом туре проголосовало 152 человека! А во втором - буквально все собравшиеся, т.е. 163 делегата. Выдвигавшие вначале свои кандидатуры протоиерей Иоанн Язвицкий, священник из Бобруйского уезда Григорий Добровольский, диакон Минского кафедрального собора Константин Николаевич и псаломщик Солтановской церкви Слуцкого уезда Митрофан Плышевский по общему согласию отказались от «своих» голосов в пользу отца Стефана. Успех был ошеломляющим33.

Выдающийся проповедник, окончивший со степенью кандидата богословия Санкт-Петербургскую Духовную Академию, священник Стефан Кульчицкий отличался редким благородством характера, тактичностью в отношениях с сослуживцами, добротою и милосердием в общении с прихожанами. Его очень любили и уважали в Минской епархии в те далекие годы. С 1908 года он преподавал гомилетику, литургику и практическое руководство для пастырей в Минской Духовной Семинарии; служил поначалу в Свято-Петро-Павловском кафедральном соборе (в 1911 - 1913 гг. являясь его ключарем), затем - в Свято-Екатерининском городском соборе на Немиге34.

Большое беспокойство среди участников епархиального съезда, собравшегося в Минске 8 августа 1917 г., вызвал закон, принятый Временным Правительством 20 июля того же года. Согласно ему церковно-приходские школы отнимались у Православной Церкви и передавались в ведение Министерства Народного Просвещения. Над изучением в школах Закона Божьего навис «до моклов меч». Этот закон обнаружил истинную суть либерал-демократов в их отношении к первоочередным потребностям верующих. Только последующие события, вызванные октябрьским переворотом, не дали в полную силу проявить себя Временному Правительству в его церковной политике...

Своеобразным эпилогом, подводящим итог всплеску собраний 1917 года, касавшихся необходимости реформирования церковно-приходской жизни в Минской епархии, стала публикация в епархиальных ведомостях статьи под названием «Пастырская разруха». В ней был подведён нелицеприятный итог почти полугодовому обсуждению тех проблем, которые отягощали местную церковную жизнь. «Разве не замечателен тот факт, - отмечалось в ведомостях, - что с марта текущего года пастыри Церкви неустанно говорят о переустройстве христианской общины и на съездах, и на собраниях, затрачивая на это говорение массу денег, а между тем доселе едвали в епархии найдется несколько десятков пастырей, которые хотя бы приступили к практическому осуществлению сказанного ими по вопросу об обновлении церковной христианской общественности. Так дело обстоит сейчас, так оно обстояло и прежде»35.

Отрадным событием в жизни Русской Православной Церкви стало избрание 5 ноября 1917 г. на Поместном Соборе Патриарха Московского и всея Руси. Как известно, им стал один из достойнейших архипастырей Русской Церкви Святитель Тихон (Белавин). Нельзя не отметить того, что основным докладчиком по вопросу о необходимости восстановления в Церкви Патриаршего служения на Соборе выступил бывший Минский владыка, архиепископ Астраханский Митрофан (Краснопольский). Нелишне вспомнить и о том, что епископ Георгий (Ярошевский) выступал против возрождения в Русской Церкви древнего института Патриаршества.

После захвата власти большевиками отношение к Церкви со стороны новых властей резко ужесточилось. Декретом Совета Народных Комиссаров «О земле» от 26 октября Церковь в целом и приходское духовенство в частности лишались прав собственности на землю. Декретом СНК «О свободе совести, церковных и религиозных обществах», принятом 11 декабря, запрещалось преподавание Закона Божьего в государственных, общественных и частных учебных заведениях. Декретом СНК от 18 декабря «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» вводилась государственная регистрация браков; оформление церковных таинств крещения и венчания теряло юридическую силу.

Логическим завершением этих законодательных актов стал декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», изданный 20 января 1918 года. Он «лишал Церковь всего имущества, движимого и недвижимого. При этом прекращались всякие государственные субсидии церковным и религиозным организациям»36. Спустя несколько дней вышеназванный декрет начали претворять в жизнь. В ночь с 23 на 24 января отряд вооруженных красноармейцев предпринял грабительский рейд по Минску. Вначале был реквизирован архиерейский дом. Затем произведён обыск среди учащихся Минской Духовной Семинарии. После двух часов ночи распоясавшиеся молодчики опечатали Свято-Духов монастырь, выставив в покоях настоятеля караул. Та же процедура была произведена в Спасо-Преображенской обители города. В пятом часу утра незванно явившись в дом, где проживало шестнадцать семей соборного причта, красноармейцы распорядились очистить в 24 часа помещение дома, оставив на месте всю мебель как... «достояние народа». Днём 24 января ими была закрыта и опечатана духовная консистория37.

Столь ретивое исполнение декрета от 20 января вызвало справедливое негодование среди православной части жителей Минска. Особенно сильно взволновались служащие железной дороги и почтово-телеграфного ведомства. Их многолюдные собрания заставили власть предержащих приостановить реквизиции.

Находившийся в это время в Москве на Поместном Соборе епископ Георгий, реагируя на происходившее, обратился к пастве вверенной его попечению епархии со следующим воззванием:

«Гонение на Православную Церковь, воздвигнутое нынешними безрелигиозными правителями России, в епархии нашей достигло особой силы и развития. Здесь, вблизи фронта, где собраны самые отрицательные в религиозном отношении элементы, где существуют особые комиссары, действующие в религиозной области более резко и решительно, чем даже петроградские комиссары, поход на Церковь принял яркую форму обнаружения. Так, комиссары западной области и фронта... потребовали от консистории и духовенства передачи церковных документов в комиссариат и совершения Таинств брака и крещения не по законам церковным, а на основании гражданских записей. Это было грубым вторжением во внутреннюю жизнь Церкви, посягательством на Её свободу, ибо Церковь управляется законами Божественными, идущими от Христа и святых апостолов, а не постановлениями гражданской власти. С ведома тех же комиссаров западного фронта были произведены и другие насилия в нашей епархии. Так, захвачены были духовная семинария и духовные училища... архиерейский дом, дома кафедрального собора, консистория. Таким образом, захвачено то, что составляет достояние Минской Церкви, т.е. всего православного верующего народа Минской епархии. Эти захваты, конечно, сделаны во имя народа и для народа, как объясняют захватчики.. Но возлюбленные братья! Разве вы давали согласие на эти захваты? Разве вас об этом спрашивали? Да и могли ли вы, как верные чада Церкви, давать согласие на то, чтобы ваш православный Архиерей был лишён своего помещения и не имел, где главу приклонить? Чтобы священники кафедрального собора были удалены из своих квартир? Чтобы монастыри попали в руки неверующих людей? Чтобы прекратилось епархиальное управление за упразднением консистории? Чтобы закрыты были школы, готовящие пастырей? Конечно, для вашего православного сердца это страшный удар. Это - тяжёлое оскорбление Церкви и вас, православных верующих...

Встаньте же, возлюбленные и благочестивые чада наши, на защиту святой веры и Церкви нашей. Не позволяйте нечистым рукам прикасаться к святыням нашим...Защитите священников ваших...Громко заявите, что вы не позволите оскорблять Церковь, гнать и предавать Её служителей на посмеяние. Это будет святое и великое дело. Это будет великая заслуга ваша перед Богом и Церковью, а награда ваша будет велика на небесах. Это будет мужественное исповедание Христа и Его учения...Через приходские собрания и советы требуйте изменения отношения к Церкви Православной и возвращения церковного имущества, захваченного насильниками.

Я, как Архипастырь ваш, благословляю вас на это святое дело. Никто, может, не страдает за Цекровь Минскую так, как страдаю я, поставленный для руководства вашего к спасению. Не так материальные лишения заставляют меня страдать, как это дерзкое осмеяние и поругание Церкви, проявленное неверующими властями...

Дайте же мне возможность утешиться сочувствием вашим, любовью вашей, преданностью вашей Церкви, твердым стоянием вашим за Христа!

Благодать Господа нашего Иисуса Христа будет со всеми вами! Смиренный Георгий, епископ Минский и Туровский.

Москва. 25 января 1918 года»38

Мы не случайно почти полностью воспроизвели послание епископа Георгия (Ярошевского). Оно воссоздает зримый образ той исторической атмосферы, в которой оказались верующие Минской епархии в первые же недели после революции. Своё послание епископ Георгий составил спустя шесть дней после того, как с аналогичным по духу воззванием 19 января к православным верующим России обратился Святейший Патриарх Тихон39.Оба эти послания были зачитаны в церквах Минска 27 января за всенощным бдением, 28 января за Божественной Литургией. В тот же день в зале комерческого училища города сложившуюся ситуацию собрались обсудить представители приходских советов Минска. На собрании наблюдалось редкое единодушие, выраженное его участниками. Обрушившаяся на верующих беда пробудила и в духовенстве, и в мирянах взаимопонимание и сплочённость в главном: стремлении защитить Церковь от поругания. «Минские Епархиальные Ведомости» в связи с этим писали: «Много было высказано горечи и возмущения, какие накопились в сердцах православных от попыток провести декрет об отделении Церкви в жизнь. Обнаружилось, что святыня веры действительно святыня для души человека. И в этих речах, в этом одушевлении сияет луч надежды, что врата адовы не одолеют Церкви Православной, что соберутся под сень Её все верные сыны Её, что не будут они теплохладны, какими были в былые дни, что не дадут Её на поругание»40. Участники собрания постановили «первоначально совершать таинства церковные -брака и крещения, а потом уже регистрировать их в комиссариатах...» Кроме того, было решено на праздник Сретения Господня, в знак протеста против беззаконных действий властей, устроить крестный ход, что вскоре и произошло.

Как отмечает в своей книге Владимир Степанов (Русак), в то время «почти во всех епархиях... были организованы крестные ходы. Происходили они «в защиту веры и церковного достояния». Народ бесстрашно пошёл на эти ходы, не уверенный в своей безопасности... часто подвергаясь расстрелу со стороны красных комиссаров, потерявших разум в своей антихристианской одержимости»41.

Кампания по отнятию у Церкви недвижимости не успела развернуться в Минской епархии в полную силу. Воспользовавшись революционной смутой, вызвавшей развал русской армии, немецкие войска 18 февраля перешли в решительное наступление и уже 21 февраля захватили Минск. В марте фронт стабилизировался по линии: Полоцк - Сенно - Орша - Могилёв - Жлобин. Всю территорию Минской епархии оккупировали войска кайзеровской Германии. Где-то в это время (а возможно, и несколько раньше) в Минск из Москвы приехал владыка Георгий. Ко дню Святой Пасхи 1918 года Святейший Патриарх Тихон возвёл его в сан архиепископа. Обстановка в Белоруссии была очень сложной. Немцы грабили население, отбирая у людей последние крохи хлеба. Вместе с народом страдало духовенство. Немцы требовали, чтобы священники, служившие в сельской местности, первыми сдавали оккупационным властям продукты и скот, показывая тем самым пример остальному населению. Епископ Георгий пытался облегчить положение духовенства, ходатайствовал перед немецкими военными чинами об освобождении пастырей от разорительных поборов, но безрезультатно...

Единственным благом для верующих Минской епархии стало возвращение им той недвижимости, которая совсем недавно была экспроприирована большевиками. Возобновила свою работу Минская Духовная Семинария, открылись монастыри и духовная консистория. Впрочем, всё это продолжалось недолго...

В ноябре 1918 года немцы начали отступление из Белоруссии. Опасаясь преследований со стороны большевиков, с ними выехал архиепископ Георгий, в нарушение канонических правил самовольно оставивший свою епархию. Перед отъездом он собрал членов духовной консистории и объявил им, что не может остаться в Белоруссии, так как считает это для себя не безопасным. Тогда один из членов консистории протоиерей Стефан Кульчицкий заметил владыке, что епископу неудобно покидать епархию в столь сложный и ответственный для неё момент. На это замечание Георгий (Ярошевский) ответил: «Я не создан быть мучеником и должен уехать»42.

Владыке было чего опасаться. Во время оккупации Минска немцами он приветствовал последних, как освободителей от большевиков; знал высшее немецкое командование, в частности, генерала Эйхгорна, главнокомандующего Восточным фронтом. Немцы заранее поставили в известность архиепископа Георгия о времени эвакуации. Для него, а также архимандритов Александра (Иноземцева) и Афанасия (Вечерко) ими было выделено купе в экстренном поезде для выезда из Минска43. Их путь лежал на Украину. Оказавшись там, владыка был назначен управляющим Харьковской епархии. В 1920 году вместе с архимандритом Александром он переехал в Италию и поселился в городе Бари44. Заслуживает внимания последующая судьба архиепископа Георгия. В августе 1921 года по приглашению польского правительства он прибыл в Варшаву и здесь, по заранее имевшейся договорённости с поляками, приступил к организации Высшего Церковного Управления, имевшего целью провозглашение... автокефалии Православной Церкви в Польше. «Московский Патриарх Тихон решительно высказался против автокефалии. Он утвердил архиепископа Георгия митрополитом в Польше при условии подчинения Церкви в Польше московскому патриархату»45. Более того, Святейший даровал Церкви в Польше права широкой автономии. Всё это было проигнорировано Георгием (Ярошевским), действовавшим не по благословению Патриарха, а по указанию польских властей. Приняв сан митрополита, он воспользовался данной ему властью не лучшим образом, ещё активнее заявив себя как сторонник утверждения в Польше автокефалии. Это вызвало негодование среди православных верующих Польши, не желавших произвольно разрывать узы канонического общения с Матерью Церковью. Тогда случилось непоправимое: 8 февраля 1923 года в Варшаве в резиденции Георгия (Ярошевского) прогремело несколько выстрелов: архимандрит Смарагд (Латышенко), наречённый епископ Слуцкий, убил митрополита из револьвера...46

После того как в ноябре 1918 года владыка Георгий оставил Минскую епархию, её текущими делами временно управлял протоиерей Василий Очаповский, настоятель Свято-Екатерининского собора в Минске. По отзывам современников, это был человек «ясного, проницательного ума, непреклонной силы воли, изумительной работоспособности». При административных дарованиях, свойственных ему, он в то же время «отличался простотою, сердечностью, доступностью, готовностью помочь всем и каждому...» До революции отец Василий в течение нескольких лет занимал должность заведующего епархиальным свечным заводом, являлся штатным членом Минской Духовной Консистории47.

С отступлением из Белоруссии немцев, с конца 1918 до августа 1919 г., Минск вновь захватили большевики. Руководствуясь политикой военного коммунизма, они не хуже немцев грабили местное население. У верующих опять отняли здания духовной консистории, архиерейского подворья, семинарии и некоторые другие. Снова взяв власть в свои руки, большевики в первой половине 1919 года стали безжалостно расправляться с теми, кто был им политически неугоден. Чудом к нам попала церковно-приходская летопись, которую вёл настоятель Свято-Георгиевской церкви села Прилепы Минского уезда протоиерей Иоанн Пашин (в 1923 г. рукоположенный во епископа Мозырского, а ныне канонизированный как священномученик)48. Под 1919 годом он занёс в летопись примечательные слова: «Репрессии со стороны большевиков, особенно в Минске, усиливаются. Бесконечные аресты и частые расстрелы. Город стонет». Слова эти всё еще остаются «белым пятном» в нашей местной церковной истории. Они ожидают своего исследования...Естественно, что аресты и расстрелы производились большевиками не только в городе, но и в сельской местности.

В 1991 году при посещении Клецка нам удалось бегло ознакомиться с ещё одной церковно-приходской летописью, которая велась при местной Свято-Воскресенской церкви. Ее составитель протоиерей Григорий Лукашевич вспоминал о пережитом в 1919 году так: «...был упадок страшный в религиозной жизни, особенно когда началось владычество большевиков. Всё святое попиралось... Один раз зимой я должен был самолично возить чинов военного комиссариата на своём возу, исправляя обязанности кучера. Пройти по улице священнику было нельзя. А когда им нужно было удирать (имеется в виду август 1919 г.), то хотели меня взять заложником, и спасся я бегством благодаря предупреждению добрых людей»49. А сколько было таких случаев, когда священники, взятые в заложники или в чем-то заподозренные большевиками, спастись не смогли?

И.И.Янушевич отмечает в своей диссертационной работе (не приводя, к сожалению, конкретных фактов): «Прифронтовая полоса, частая смена режимов, постоянные боевые действия... наличие близкой и часто меняющейся границы - всё это давало повод обвинить в контрреволюции и враждебности практически любого священнослужителя. Клирики подвергались арестам, допросам, а некоторые просто исчезали»50.

Решения о расправе с неугодными лицами выносились коммунистическими ячейками волостных исполкомов. Одна из таких ячеек действовала в Шарковщине, населённом пункте, расположенном недалеко от пределов Минской епархии. Когда красноармейцы из гуманных соображений отказывались производить где-либо расстрелы, деятели этой ячейки во главе с председателем исполкома, военкомом по фамилии Молявка, выезжали на место и совершали своё чёрное дело. Шарковщинской комячейки боялась вся округа51. Скорее всего, от рук её членов принял мученическую смерть настоятель Свято-Успенской церкви самой Шарковщины иерей Константин Жданов (+ 1918 г.). По воспоминаниям очевидца, «конвоиры заставили его выкопать яму, а затем бросили в неё священника живым... стали бить его лопатой по голове, по рукам, отсекли ему ухо, клочьями вырвали волосы. Оглушённый ударом, отец Константин упал на дно ямы и его забросали землей»52.

Весной 1919 года Минскую епархию возглавил епископ Мелхиседек (Паевский). До этого он служил викарием Ладожским Санкт-Петербургской епархии53 и по прибытии в Белоруссию также получил назначение викарного архиерея, первоначально именуясь «епископом Слуцким, управляющим епархией»54. Приняв у протоиерея Василия Очаповского епархиальные дела, владыка Мелхиседек еще около года титуловался викарным. Это могло объясняться тем, что на Минскую кафедру ожидали возвращения архиепископа Георгия, чего не произошло, и вскоре Мелхиседек воспринял традиционный титул епископа Минского и Туровского, т.е. вступил в права епархиального архиерея. Произошло это не позже 1920 года, когда он обратился с просьбой к митрополиту Петроградскому Священномученику Вениамину (+ 1922 г.) о подыскании ему викария55. Тогда эти хлопоты не увенчались успехом, но они определённо свидетельствуют о том, что сам владыка Мелхиседек викарным уже не являлся.

Родился будущий епископ Мелхиседек в 1879 году в семье протоиерея Льва Паевского, известного церковного краеведа, автора многих научных работ по историко-археологической тематике. Звали будущего архиерея Михаилом. Его детство прошло в селе Витулино Вельского уезда Холмской губернии. В 1904 году со степенью кандидата богословия он окончил Казанскую Духовную Академию. Затем преподавал догматическое и нравственное богословие в Могилёвской Духовной Семинарии, настоятельствовал в Могилёвском Богоявленском, Белыничском Рождество-Богородицком, Херсонском Свято-Владимирском и Новгород-Северском Преображенском монастырях. С 1910 по 1914 год служил смотрителем Владикавказского духовного училища. В 1914 - 1916 годах являлся ректором Тифлисской Духовной Семинарии56.

В Белоруссии владыке Мелхиседеку пришлось многое пережить. Когда он приехал в Минск, шла Страстная Седмица. В Свято-Петро-Павловском кафедральном соборе он застал всего лишь 6 человек молящихся прихожан! Выехавший с немцами Георгий (Ярошевский) прихватил с собой все епархиальные средства, а также ризницу из Крестовой церкви Архиерейского Дома. Городское духовенство жило впроголодь. Удручённый этим положением дел, Мелхиседек обратился к настоятелям сельских приходов епархии с просьбой оказать посильную продовольственную помощь минскому духовенству и вскоре получил её, несколько улучшив его материальное положение. Несмотря на слабое здоровье, новоприбывший епископ стал неукоснительно совершать соборные богослужения, непременно проповедуя на них. Каждое воскресенье после литургии он лично руководил общим народным пением. Оставляя храм около 4 часов дня, возвращался в него к 6 вечера на службу57.

В это время на западе назревало вторжение войск под командованием Юзефа Пилсудского. Поляки хотели включить территорию Белоруссии в пределы Второй Речи Посполитой. В конце июля 1919 года они прорвали фронт, перешли в наступление и 8 августа захватили Минск. К октябрю их воинские соединения овладели Бобруйском. Большевики снова были изгнаны из центральной Белоруссии. Как и в случае с приходом немцев, православным верующим опять начали возвращать ранее отнятую у них недвижимость. Благодаря этому с сентября возобновились занятия в Минской Духовной Семинарии.

В то же время поляки немало отняли у православных. 31 октября 1919 года свет увидело «Распоряжение Генерального Комиссара Восточных земель, касающееся возвращения римо-католическому духовенству костелов и каплиц, переделанных в храмы греко-российского вероисповедания»58. Согласно этому документу, католикам Минска передали комплекс мужского Свято-Духова монастыря, в храме которого открыли костёл на том основании, что до 1852 года там и был костёл, принадлежавший ордену бернардинок. По той же причине у православных отобрали храм Рождества Пресвятой Богородицы в Заславле, церковь Успения Божьей Матери в Крестогорске (Раубичах). Подобные случаи наблюдались на захваченной поляками территории повсеместно. Они получили название ревиндикации. Сопротивляться им в условиях военного времени было бессмысленно. Понимая это, епископ Мелхиседек занял нейтральную позицию.

В конце 1919 - начале 1920 годов через Минск, направляясь в эмиграцию, проезжали известные литераторы Димитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус. Позднее Гиппиус написала небольшие воспоминания о своём отъезде из России. В этих воспоминаниях она воспроизвела образ епископа Мелхиседека. Её описание владыки выглядит несколько экзальтированным, но в то же время не лишено интереса.

Вот каким запомнила его Зинаида Гиппиус: «...епископ Мелхиседек, молодой, болезненный, красивый, был везде центром обожания. Да он и в самом деле не без интереса. Держал себя с польскими властями очень тактично. Приятно удивлял стремлением к «современности». Напомнил мне лучших иерархов Петербурга времени первых религиозно-философских собраний. Интеллигентен... Его голос, его возгласы напомнили мне очень живо... Андрея Белого, когда он читал, пел свои стихи. Так же поёт Мелхиседек, только божественные слова. Служит всенощную, как мистерию... Болезненный Мелхиседек неутомим: по 6 - 8 часов на ногах, в долгих службах. Любит стихи. Очень тронут, что я ему своей рукой переписала те, которые читала на его вечере. Трогательно боится своего воспитания, как бы ему с нами не показаться «кутейником». Но он очень культурен. И религиозно культурен»59.

Несколько дней Мережковский и Гиппиус находились в Минске, проживая в женском монастыре Преображения Господня, в доме игуменьи Лидии (Жуковской), где их поселил владыка Мелхиседек. По вечерам он часто приезжал в эту обитель. Тогда собирались монахини, и «на половине матушки», под аккомпанемент фисгармонии, за которую усаживался епископ, насельницы пели акафист Иисусу Сладчайшему «длинно-длинно, нежным женским голосом, будто ангельским...»60

Во время польской оккупации Минска владыка Мелхиседек написал две небольшие книжки: «Слово о входе в Иерусалим» и «Божьей Милостью». Они получили широкое распространение среди верующих и сделали имя владыки еще более известным на Минщине. Найти эти брошюры нам не удалось. Как пишет Татьяна Протько, позднее их «знiшчалi так старанна, што нават ў спецхранах бiблiятэк на Беларусi не захавалася нiводнага асобнiка»61.

В условиях оккупации, осуществлявшейся поляками, в начале 1920 года на бумаге крайне низкого качества (хуже газетной) был издан последний номер «Минских Епархиальных Ведомостей». Помимо официальных распоряжений, сделанных епископом Мелхиседеком и связанных, как обычно, с награждением священнослужителей и их перемещениями, в этом номере содержались и другие материалы. Он открывался «Определением Священного Собора Российской Церкви» (последовавшем ещё 26 июля - 8 августа 1918 г.), в котором оговаривались вопросы об учреждении новых епархий и викариатств, а также шла речь о поводах к расторжению брачных союзов, освящённых Церковью. Далее в ведомостях был помещён «Указ Св.Патриарха и Священного Синода... на имя В-го Георгия, Архиепископа Минского и Туровского от 3(16) января 1919 года об организации преподавания Закона Божьего» и текст «Распоряжения Генерального Комиссара Восточных земель...» о возвращении католикам костёлов и каплиц, о котором упоминалось выше. Заканчивались ведомости двумя докладами. Один принадлежал протоиерею Владимиру Хираско и назывался «О способах организации приходской жизни на выработанных Всероссийским Собором началах». Второй был посвящен теме борьбы с «нарастающим неверием». Его автором являлся протоиерей Стефан Кульчицкий. В последнем докладе отмечалась настоятельная потребность «выяснить картину общего состояния церковной жизни в епархии, размеры и характер тех духовных потерь и опустошений, которые произвёл большевизм в среде и настроении православного населения». Отец Стефан отмечал, что «материал для этого уже имеется в сданных в подготовительную Комиссию (готовившую очередное епархиальное собрание - свящ.Ф.К.) рапортах приходских священников (например, села Поречья и с.Железницы Пинского уезда), а также в актах благочиннических собраний различных округов. Но указанного материала недостаточно для более широких обобщений и конкретного представления того или иного состояния епархиальной жизни. И потому он обязательно должен быть дополнен подробными и обстоятельными донесениями с мест благочинных, приходских священников и, вообще, всех лиц, ревнующих о благе Церкви»62. Беспокойство, ясно ощутимое за сухими страницами доклада отца Стефана, ещё раз подтверждает уже отмечавшийся нами факт преследований духовенства Минской епархии большевиками в период с конца 1918 до августа 1919 года. Эти преследования не заставили себя долго ждать и в те дни, когда увидел свет последний номер «Минских Епархиальных Ведомостей».

В июле 1920 года поляки были выдворены из Белоруссии перешедшими в наступление большевиками под командованием М.Тухачевского. 11-го июля части Красной Армии заняли Минск. И опять, уже в который раз, всё вернулось на круги своя: последовали реквизиции, инициированные большевиками. В результате контрнаступления, предпринятого поляками осенью того же года, Минск на два дня (15-16 октября) был ими захвачен, но затем оставлен. Война подошла к концу.

 

Примечания:

*Глава диссертации священника Федора Кривоноса, защищенной в 2006/2007 учебном году на соискание ученой степени кандидата богословия.

1 Павел Чистяков. Минская епархия в 1899- 1917 гг. (Историко-статистическое описание). Дипломная работа. Жировичи. 2000, с.59.

2 И.Л.Солоневич. Народная монархия. Мн. 1998., с.381.

3 Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. М. 1994. с. 181.

4 Священник Арсений Железнякович. Ответ Г.Меньшикову // Минские Епархиальные Ведомости. Часть Неофициальная. 1910. № 18.

5 Пособие эвакуированному духовенству Минской епархии // МЕВ. Ч.Н. 1917. № 5. с.89

6 Сташслау Рудов1ч. Час выбару. Праблема самавызначэння Беларусі у 1917 г. Мн. 2002, с.31

7 Лепта Минского епархиального духовенства// МЕВ. Ч.Н. 1917. № 3, сс.43 -44.

8 Национальный Исторический Архив Беларуси. Ф.295. Оп.1. Д.9032, л.512.

9 Архиепископ Алексий (Громадский). Митрополит Георгий. Варшава. 1933, сс.5 -46.

10 Избрание Его Преосвященства Почетным Членом Академии // МЕВ. Ч.Н. 1917. № 1 - 2, с. 17. 12Голубинский Е. Е. Указ. соч. Т.1. – С. 616.

11 Пособие эвакуированному духовенству Минской епархии // МЕВ. Ч.Н. 1917. № 5, с.89.

12 Предложение за № 182 - касательно мероприятия в целях борьбы с римско-католической пропагандою среди православного населения Минской епархии // МЕВ. Часть Офиииши.ная. 1917. № 3, с.14.

13 Игумен Александр (Заркешев). Русская Православная Церковь в Персии—Иране (1597 -2001). СПБ 2002, сс.8з'-84.

14 Архимандрит Антоний (Мельников). Жировицкий монастырь в истории западнорусских епархий. 4.2. Одесса. 1964. с. 149.

15 Праздник Свободы в Минске // МЕВ. Ч.Н. 1917. № 6. с. 110.18Смирнов П., протоиерей. Как говели... – С. 35.

16 Пастырские собрания духовенства г.Минска // МЕВ. Ч.Н. 1917, №7-8, сс. 116- 117.

17 Там же. с. 122.

18 Там же. сс.122- 123.

19 Там же. 125- 126.

20 А.А.Керсновский. История русской армии. Том четвёртый. М. 1994. с.326.

21 После епархиального съезда// МЕВ. Ч.Н. 1917. № 9 - 10, сс.142 - 143.

22 Тревожные вести // МЕВ. Ч.Н. 1917. № 11. сс. 189 - 190.

23 Первое избрание священника приходским собранием // Там же, сс. 186 - 187.

24 Слуцкт збройны чын у дакументах 1 успамшах. Мн., 2001, сс. 308, 311.

25 В Слуцком Троицком монастыре//МЕВ. Ч.Н. 1917. № 12, с.214.

26 Свободная Церковь. 1917. № 14, 28 июля.

27 Составитель священник Владимир Дмитриев. Симбирская голгофа. М. 1997, с.202.

28 В Слуцком Троицком монастыре ИМЕВ. Ч.Н. 1917. № 12, с.219.

29 Устав Союза священнослужителей Минской епархии II Там же, сс. 1 - 4.

30 Священный собор Православной Российской Церкви 1917 - 1918 гг. Обзор деяний. Первая сессия. М 2002, сс.З 17. 349, 379, 383, 398.

31 Указы Святейшего Правительствующего Синода// МЕВ. Ч.О. 1917. № 17. с.89.

32 Протопресвитер Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. М. 1996. Т.2, с.340.

33 Акты состоявшегося 8 августа с.г. в г.Минске Епархиального Собрания духовенства и мирян /'/ МЕВ. Ч.О. 1917. № 15. с.92.

34 НИАБ. Ф. 136. Оп. I. Д.41154. лл. 167 - 168.

35 Пастырская разруха// МЕВ. Ч.Н. 1917. № 17 18, с.292.

36 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 3. – М.: «Русский язык», 1980. – С. 345.

37 В Минске. Первые дни по отделении Церкви от государства // МЕВ. Ч.Н. 1918. № 1, сс. 18 - 20.

38 Послание к возлюбленным во Христе чадам Минской Церкви // 'Гам же. сс.1 - 3.

39 Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти. 1917- 1943. М. 1994. сс.82 -85.51Доброклонский А. П. Указ. соч. – С. 717.

40 В Минске. Первые дни... //МЕВ. Ч.Н. 1918. № 1, с.21.

41 Владимир Степанов (Русак). Свидетельство обвинения. Том 2. М. 1993, с.208.

42 Центральный Архив Комитета Государственной Безопасности Республики Беларусь. Следственное дело №23379-с.д.170.56Б. а. Русский православный пост. – С. 16.

43 Там же. л. 189.

44 Архиепископ Алексий (Громадский). Митрополит Георгий. Варшава. 1933, с. 49.

45 Александр Попов. Гонение на православие и русских в Польше в XX веке. Белград. 1937, с.39.

46 Православная Церковь на Украине и в Польше в XX столетии. 1917— 1950-е гг. М. 1997, с.125.

47 35-летний юбилей священства протоиерея Василия Очаповского // МЕВ. 4.11. 1917. № 1 - 2, сс.19 - 20.

48 Летопись Свято-Георгиевской церкви с.Прилепы Минского уезда, л.54 // Архив священника Феодора Кривоноса.

49 Материалы экспедиции лета 1991 г. по приходам Минской епархии // Там же.

50 И.И.Янушевич. Политика советского государства по отношению к Русской Православной Церкви. 1917-1927 гг. (по материалам Белоруссии). Кандидатская диссертация. Мн. 2001, с.64.

51 Н.Стужынская. Сялянскі антыбальшавіцкiя паўстанні у Беларусi ў 1918 - 1920 гг. // Гiсторыя, якой няма у падручнiках. Мн. 2002, с.95.

52 О.Садовский. Они закопали священника живым // Царкоунае слова. 1997, № 8, сс.5 - 6.

53 СИНОДИК гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии. XX столетие. СПБ. 2002, с.25.

54 Епархиальные распоряжения // МЕВ. 1920. Ч.О. № 1,с.10.

55 Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. Митрополит Мануил (Лемешевский). Биографический очерк. СПБ. 1993, с.58.

56 Биография архиепископа Мелхиседека (Паевского) // http: // www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps file egi? 2 2278 28.06.06.

57 Там же.

58 МЕВ. 1920. № 1.СС.8-10.

59 Зинаида Гиппиус. Дмитрий Мережковский: в изгнании через Минск // Неман. 1996. № 4, сс.208 - 212.

60 Там же, с.212.

61 Т.Процька. Пакутнiк за веру i бацькаўшчыну. Мiтрапалiт Мельхiседэк. Мн. 1996, с.35.

Рубрика: