Реликтовое излучение мысли

 

Речь идет о статье академика А.Рубинова «Наука и общество», которая была опубликована в газете «Советская Белоруссия» 12 декабря нынешнего года. Спустя несколько дней после ее выхода в свет пресс-служба Белорусской Православной Церкви распространила сообщение о реакции Священноначалия, клира и паствы на эту публикацию Первого заместителя главы администрации Президента Республики Беларусь.

Формат развернутого ответного слова Церкви позволяет уделить внимание еще одному аспекту возникшей проблемы: защите современной науки от мировоззренческих спекуляций. Церковь намерена защищать ее, в данном случае, от частного мнения, которое претендует на универсальность.

* * *

Одним из условий эффективного развития белорусского общества А.Рубинов считает доминирование материалистического мировоззрения. Однако достижение этого условия ставится им выше свободы совести, свободы вероисповедания, которая конституционно закреплена за каждым гражданином республики.

Автор сравнивает материалистическое мировоззрение с иммунитетом: «Отсутствие материалистического мировоззрения — это как отсутствие иммунитета против внушения любых верований, в том числе экстремистского толка». Но история ХХ столетия со всей жестокостью показала, каким кровавым бывает экстремизм, основанный на идеологии материализма и марксистско-ленинском учении.

На сей раз Церковь оскорбил не «какой-нибудь фильм», не «теория эволюции Дарвина», как это представляет себе А.Рубинов. Оскорбление Церкви нанесено тем, что его построения ставят в один ряд религию и национализм, понятия абсолютно несовместимые: «Старая идеология усилиями многих критиков была опозорена и втоптана в грязь, а новой, по существу, не появилось. Но свято место пусто не бывает, — продолжает автор, — и, пользуясь растерянностью общества, на смену, как палочки–выручалочки, автоматически пришли многократно испытанные историей старые идеологические принципы: национализм и религия».

Христианство — это мировая религия; его история превышает две тысячи лет, и его нынешнее возрождение на нашей земле происходит отнюдь не на «пустом месте». Кроме того, допустимо ли рассматривать мировую религию как «идеологический принцип»? Здесь сами термины вопиют о своей несовместимости.

Почти половину статьи о науке и обществе автор посвятил критике религиозного мировоззрения и Церкви. При этом он более ни разу не обмолвился о национализме — язве, которая сегодня кровоточит на теле человеческого рода, но которая не смогла поразить белорусское общество, во многом благодаря усилиям тех наших соотечественников, кем движет вера в Бога, голос совести и религиозные убеждения.

Верующих людей — христиан, иудеев, мусульман — не могут не ранить слова о том, что «чрезмерное влияние религии понижает интеллектуальный, образовательный и творческий потенциал общества».

Социальное служение Церкви основано на милосердии, но она возмущена попыткой ограничить ее место в обществе положением где-то между больницей и тюрьмой: «Действительно, — пишет автор, — нельзя лишать человека, возможно, выбитого из жизни болезнью или обстоятельствами и утратившего всякую опору, последней надежды и утешения. И в таких случаях церковь оказывается незаменимой».

Когда автор говорит: «в таких случаях», употребляя множественное число, он явно лукавит. Никаких иных «случаев», никакого иного места Церкви и религии в современном обществе он не допускает даже теоретически.

К каждому слову, которое произносит человек, Церковь относится со вниманием, ибо сказано в Евангелии: «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф. 12: 36). Кроме того, слова многозначны, и за них надлежит держать ответ и перед Богом, и перед людьми.

* * *

А.Рубинов считает необходимым вновь, как в недавние времена, прививать обществу «иммунитет» против Церкви, религии и религиозного мировоззрения. Что ж, остановимся на этом слове.

«Иммунитет» как исторический термин имеет также и второе значение — правовое. В этом случае он означает привилегию феодала осуществлять в своих владениях некоторые государственные функции без вмешательства представителей центральной власти.

Президент страны на встрече с Синодом Белорусской Православной Церкви 30 ноября 2005 года говорит: «За последнее десятилетие взаимоотношения государства и Церкви вышли на качественно новый уровень. Светская и духовная власть стали союзниками в благородном деле духовного возрождения и просвещения белорусского народа».

А Первый заместитель Главы администрации руководителя Белорусского государства утверждает в декабре 2006 года, что «усиление влияния религии означает одновременно ослабление влияния государства, государственной идеологии» и опасается, что в таком случае «…государству уже будет трудно перетягивать на свою сторону тех, кто попал под влияние и контроль церкви».

Следуя этой логике, Церковь и государство представляются конкурентами, их сотрудничество исключено, и место остается лишь для абсурдного «перетягивания» соотечественников из сферы государственной в сферу церковную и обратно.

На деле же в лоне христианства еще в византийский период была сформулирована идея о симфонии светской и церковной власти, когда тяжесть трудов и забот о теле и о душе народа благоразумно возлагается на оба плеча, сообразно их природе и предназначению. Что же касается некоего «контроля» Церкви над людьми, то это утверждение опровергает Сам ее Божественный Основатель и Глава. «Познаете истину, — говорит Господь Иисус Христос, — и истина сделает вас свободными» (Ин. 8: 32)

Президент страны, обращаясь к церковному Священноначалию, подчеркивает: «Расширение и углубление нашего взаимодействия — это не дань моде, это — выражение искреннего стремления тысяч и тысяч простых белорусов возвратиться к своим духовным истокам, обрести нравственную опору в православной вере».

«Многие из таких людей не принесли решительно никакой пользы обществу, ничего не создали, не построили, но за свои добровольные страдания, продиктованные, по существу, слепой верой, рассматриваются как святые», — кощунственно рассуждает высокопоставленный служащий государственного аппарата.

Святость — это один из самых сложных для светского понимания феноменов человеческой жизни. Церковь считает недопустимым выносить мимоходом столь пренебрежительные суждения, ибо это глубоко ранит людей, видящих в святости важнейший для себя духовный ориентир. А таких людей несравнимо больше, чем полагает А.Рубинов.

Глава государства считает, что белорусскому обществу «очень нужны мудрое пастырское слово и внимание к молодежи. Ведь существующие потоки информации несут далеко не лучшие образцы массовой культуры, чужой, нездоровой идеологии. Необходимо особенно тщательно формировать у подрастающего поколения способность делать нравственный выбор. Церковь как носительница древней культуры и высоких нравственных ценностей способна оказать свое позитивное влияние в этом деле».

Но наш оппонент убежден в обратном: «Излишняя активность церкви, стремление проникнуть в среднее и высшее образование вызывают озабоченность. Все-таки доминирующими у нас должны быть светское образование и воспитание, основанное на материалистическом мировоззрении. Иначе образовательный и творческий статус нашего общества будет понижаться».

«Белорусская Православная Церковь была и остается одной из основ конфессионального мира и согласия в нашем обществе. Во многом благодаря мудрой позиции Белорусского Экзархата, в стремлении к диалогу с представителями разных конфессий, в Беларуси нет конфликтов на религиозной почве», — подчеркивает А.Г.Лукашенко на встрече с Синодом еще в 2005 году.

Иного мнения придерживается автор статьи в центральном государственном издании: «Хотя православие является доминирующей верой, однако и католическая, и иудейская, и мусульманская религии также развиваются и набирают силу. В результате вместо единого гражданского общества мы получаем общество, разделенное на группы по религиозному принципу, что снижает его устойчивость».

Прописной истиной современного обществоведения является то, что «гражданское общество» не имеет отношения к конфессиональным различиям: оно вообще конституировано в иной социально-политической плоскости. И не только в Беларуси сосуществуют несколько религий, так было всегда и почти везде: и в России, и в Европе, и в Азии. Однако в цивилизованной стране именно оно, гражданское общество, гарантирует свободу религии. И каждое государство очень дорожит продуктивным диалогом религий, их духовным и культурным вкладом в это гражданское общество.

…Иммунитет — понятие сложное во всех отношениях, и потому требует особой тщательности в подходах к его укреплению. И употреблять это слово надо осторожно.

* * *

Если кто-то испытывает страх перед влиянием Церкви в обществе, — это не значит, что ее следует лишить голоса. Проповедь о Церкви, о Боге и о душе направлено, по слову Библии, к тем, «кто имеет уши слышать» (Мф. 11: 15).

Но в этом случае мы вправе задать вопрос, способствует ли консолидации нашего общества позиция ученого и государственного служащего высокого ранга, которого интересуют исключительно материализм и естественнонаучные знания? Или же, напротив, автор статьи дискредитирует подлинное научное мировоззрение, когда настойчиво пытается реанимировать давно изжившие себя политические установки, которые глубоко и болезненно разделяли общество на протяжении семидесяти с лишним лет.

Он напрямую отождествляет материализм как философское направление и науку, а всё многообразие научных направлений сводит к естествознанию. Однако рассуждая, например, о причинах крушения Советского Союза, автор сам впадает в чистейший идеализм: «Именно догматическая идеология и ограничение информации в этой [гуманитарной, — пресс-сл.] области, по нашему глубокому убеждению, в конечном итоге и привели Советский Союз к кризису».

От этого кризиса и распада страну не удержали ни общество «Знание», ни кружки популяризаторов науки, ни материалистическое воспитание в школах, ни атеистическое образование в ВУЗах, ни перечисляемые автором журналы «Наука и жизнь», «Техника — молодежи», «Знание — сила», «Химия и жизнь» — ничто из того, в чем автор видит сегодня средства укрепления современного государства и личности.

Буквально через несколько абзацев сквозит печаль уже о крушении старой идеологии, которая «усилиями многих критиков была опозорена и втоптана в грязь». Но откуда и почему возникли эти «критики»? Разве изжившая себя идеология не была самоопозорена еще задолго до 90-х годов, выродившись в набор лозунгов, которым уже почти никто не верил и не следовал, включая и самих «идеологов»?

Впрочем, академик действительно прав, когда замечает, что «разрушение прежней идеологии и наступивший идеологический хаос, приведя к общей дезорганизации общества, больно ударили и по науке». Но может ли из этого следовать вывод о том, что «народ перестал ориентироваться в окружающем мире и пошел искать спасения в религии и околорелигиозных учениях»?

Народ — это не однородная толпа глупцов, равно как религия и околорелигиозные учения — это далеко не одно и то же. В советские времена профессиональные атеисты любили говаривать о «борьбе с мракобесием», имея в виду религию. А религия — христианская религия — ведет борьбу с настоящим мракобесием уже сотни лет, ибо она называет этим словом идолопоклонничество и пороки, преступления и безнравственность, интеллектуальную деградацию и вырождение личности.

Что касается «старой идеологии», о которой выражается сожаление, то именно она огнем и мечом, словом и делом изгоняла религию из народной жизни в резервацию.

В советский период наука также испытала на себе идеологическое мракобесие в полной мере. Не лишним будет напомнить о том, каким было в свое время отношение властей в СССР к генетике, кибернетике, биологии, психологии, ботанике, формальной логике. Иной вопрос, что ученые, ставшие жертвами и свидетелями тех идеологических, административных и политических гонений, умерли в тюрьмах и концлагерях, в нищете и в поругании. Наука на многих направлениях была отброшена на десятки лет назад, и только героизм настоящих ученых позволял стране наверстывать упущенное, когда сумерки разума хотя бы немного рассеивались.

Наука не может быть совершенной. Это область действий человеческих, а сам человек не совершен: он может лишь в меру сил стремится к духовному, нравственному, социальному совершенству, к которому своим путем, своими средствами ведет своих членов Церковь.

В науке есть и предрассудки, потому что она всегда ограничена своей эпохой и достигнутым ею уровнем знаний. В двадцатом веке наука пережила несколько серьезнейших фундаментальных кризисов, затронувших даже основу научных основ — математику.

Создается впечатление, что автора статьи в «Советской Белоруссии» эти проблемы мировой науки не волнуют. Ученый-естественник, поклонник точных наук, пишет: «Что такое материальное, более или менее ясно». А в научном мире, тем временем, доселе нет единой теории материи. И это свидетельствует о том, что еще не найдены ответы на вопросы о происхождении Вселенной и о миропорядке всего сущего.

А.Рубинов считает, что мысль, в соответствии с догмами диалектического материализма, есть отражение материального мира. В то время как «теория отражения» давно подвергнута радикальной философской критике и снята с научной повестки.

Результаты исследований Института мозга имени Бехтерева находятся в прямом противоречии с теми положениями статьи, которые утверждают, что материальным носителем души является мозг, а эмоции производятся «мозговой материей». Подобные утверждения лежат в области не диалектического, а вульгарного материализма, которого и сам Маркс старался избегать.

Впрочем, может ли иметь смысл какое-либо рассуждение о душе, если согласиться с тем, что «как только перестает функционировать мозг, исчезают и эмоциональные реакции, т.е. так называемая душа исчезает».

О какой душе, о каком духе человека вообще можно говорить, если, по А.Рубинову, «современный уровень знаний дает научно обоснованное материалистическое представление о психоэмоциональной деятельности человека, которая и определяет то, что в обыденном понимании называют душой. Душа, оторванная от тела, витающая где-то в небесах, вечная и нетленная, существует только в нашем воображении».

Для того чтобы продуктивно рассуждать о моральных ценностях как этических категориях, необходимо иметь понятие о различии автономной, теономной и гетерономной этик. Хотя бы потому, что этика — это тоже наука.

Но если свести моральные принципы к абстрактным обобщениям «некоторых общих правил поведения», как это делает автор, то разговор действительно можно заканчивать, не начиная. Серьезного материала для анализа своей позиции автор не дает даже для того, чтобы спроецировать его научные приоритеты в этом вопросе в область релятивной и утилитаристской концепции.

С позиций не только религиозного, но и светского мировоззрения невозможно согласиться с утверждением, что «единственным источником духовных ценностей и духовного роста человека и общества в целом является именно созидательный труд — фундаментальная черта, которая отличает человека и человечество от остальной природы».

Чем же, в таком случае, направляется и организуется сам труд, созидательная деятельность вообще? Далеко не одними только материальными интересами. Без побудительной энергии и моральных мотивов никакое созидание само по себе не может начаться, а свести первопричину труда к инстинкту самосохранения невозможно.

Труд — это весьма сложный феномен человеческого существования, но он не подчиняет себе всю полноту жизни человека. Творчество не сводится к одному лишь труду, вдохновение невозможно определить производственными категориями.

Право же, муравьи, термиты, пчелы тоже созидательно трудятся. Только они не стремятся законодательно ограничить рабочий день определенным количеством часов, не объединяются в профсоюзы, чтобы отстаивать профессиональные права для облегчения условий своего труда, и не получают зарплаты, чтобы тратить ее на пропитание, быт, а также культурное обогащение, духовное просвещение, интеллектуальное развитие. Даже в местах заключения труд — это средство. И только в Освенциме труд стал целью, когда на лагерных воротах написали: «Arbeit macht frei» — «труд делает свободным».

Если даже теоретически принять типично утилитаристскую позицию автора статьи, согласно которой «духовно богатый человек — это тот, кто создал для общества что-то нужное», — то духовно богатыми не смогут считаться ни поэт, чья поэзия доступна и нужна не всем членам общества, ни художник, создающий произведение высокого искусства, а не поделку в рамках массовой культуры, ни философ, исследующий сложнейшие феномены человеческого бытия. Великие произведения культуры, шедевры творческого духа никогда не смогли бы появиться на свет там, где понятие «созидательная деятельность» сведено исключительно к материальному производству. К тому же, и производство это весьма нуждается в духовно-этическом и эстетическом преображении.

Духовные ценности и духовный рост рождаются там, где внимательны к этим словам. А слова эти требуют точного ответа: что такое «дух»? Кто такой Дух?

Церковь утверждает, что духовно всё, что сделано по вдохновению Святого Духа — Духа Истины, вездесущего и всё наполняющего.

Можно вспомнить слова поэта о том, что «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Так, рукопись — это труд, результат. А вдохновенье — это причина труда, побуждение к созданию рукописи. Но не наоборот. Вот почему следующие положения статьи, по меньшей мере, комичны, хотя и звучат издевательски: «Духовный мир рождается прежде всего в сфере созидания, там, где создаются новые машины, разрабатываются и воплощаются новые технологии, выращивается урожай, где лечат людей, организуют жизнь общества и государства».

Так и руководство древнего Рима считало, что народу нужны лишь хлеб и зрелища. Однако древнеримские пекари и владельцы рабов-гладиаторов не запомнились человечеству своей высокой духовностью. Запомнились христианские мученики.

С чувством неловкости приходится цитировать и такие слова: «Литература и искусство лишь обобщают эти ценности, представляя их в концентрированной и привлекательной форме». Впрочем, пусть автор попробует отстоять это свое мнение перед творческой интеллигенцией, если она сочтет нужным дискутировать подобные утверждения.

Социальную панацею А.Рубинов видит в «пропаганде естественнонаучных и технических знаний». Но разве такая пропаганда может быть действенной при игнорировании философии и гуманитарных наук? И если, как утверждается, «гуманитарное образование в отрыве от естественнонаучных знаний может создавать одностороннее, порою даже ошибочное представление» о мире и человеке, то отказ от гуманитарных знаний ради знаний естественнонаучных привел бы к поистине трагическому последствию. Общество превратилось бы в машину, где люди — лишь винтики да шестеренки. Но для того и существует наука во всем ее неразрывном и нераздельном многообразии, чтобы этого не случилось.

Основываясь не на религиоведении, не на истории Церкви, не на богословии, но находя фундамент в семидесятилетней атеистической практике, А.Рубинов утверждает, что «прививаемая религией привычка слепо верить в те или иные догмы, не подвергая их критическому анализу, приводит к тому, что люди становятся легковнушаемыми». И далее: «Только наука может правильно ориентировать человека и общество в мире». Этот тезис принадлежит типично сциентистской идеологии, которая давно подвергнута критике, в том числе — и со стороны марксизма. Наука сама по себе не предлагает никаких моральных и духовных ориентиров, потому что представляет собой сферу человеческой деятельности, функция которой — выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности.

Размышляя над такой темой, как взаимоположение науки и общества, можно достичь конструктивного результата лишь в том случае, если отказаться от частных умозрительных конструкций и тем более не проецировать их на общее целое. Здесь необходима точная и достоверно проверяемая постановка вопросов.

В свое время Альберт Эйнштейн обозначил решающую в науке точку зрения. На примере физики как образце современной науки он утверждал, что образ мира «устанавливает высшие требования к прочности и точности представления взаимоотношений, что достигается применением математического языка. Для этого физик должен скромно использовать материал, когда он должен довольствоваться отображением наипростейших событий, которые могут стать доступными нашему переживанию, в то время как все комплексные события не могут быть реконструированы человеческим духом с той точностью и последовательностью, как этого требуют теоретические физики. Высшие чистота, ясность и надежность — ценой полноты» (A.Einstein, Mein Weltbild, Berlin 1977, 225 f).

Несмотря на все научные познания человек, отвергающий Бога, утрачивает смысл самого себя и целого мира. Рационализм расчленяет не только внешнюю природу человека, но и нацеливается проникнуть в его внутренний мир, в душу, чтобы исследовать с помощью абстрактных закономерностей ту область, где человек был «господином в доме».

Непосредственно к современному человеку и его гордости своим знанием обращается Бог: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь?» (Иов 38: 1–5).

Сегодня вера в прогресс уже не представляется нерушимой. Насколько человек постигал то, как использовать природу материалом для исполнения своих желаний, настолько он одновременно противопоставлял себя ей.

«Ставшая возможной с помощью науки современная культура надежна, уверенна и пренебрежительна по отношению к старым культурам, которые еще не могли то, что может она. Современный человек живет в мире грез, представляясь самому себе стоящим вне законов, исследуемых им. Он еще не достиг смиренного самопознания. Этот оптимизм мира воли и рассудка не нуждается в Боге».

Эти слова современного немецкого физика и философа Карла Фридриха фон Вайцзеккера (C.F. v Weizsaecker, Gottesfrage und Naturwissenschaften, Muenchen 1979, 163), автора трудов по ядерной физике, астрофизике и космогонии, философии природы и философским проблемам естествознания, дают ключ к пониманию того, что мир и человека в мире следует воспринимать не как собрание частиц материи, управляемое абстрактными законами, но как бессмертное произведение любви Всемогущего Бога.

И если мы сознаем величие всего сущего, то нам надлежит преклонить главу перед его Творцом и вместе с ветхозаветным Иовом произнести слова о человеке превозносящемся: «Кто сей, омрачающий Провидение, ничего не разумея? — Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал» (Иов 42: 3).

* * *

Астрономии известен такой феномен, как реликтовое излучение. Это фоновое космическое электромагнитное излучение с высокой степенью изотропности и со спектром, характерным для абсолютно чёрного тела с температурой около 3 градусов по Кельвину.

Иными словами, это излучение, источник которого обнаружить невозможно, но исшедшая из него энергия всё еще разносится в бесконечности пространства. Для ученых астрофизиков оно представляет важный источник информации о зарождении Вселенной, начавшейся с так называемого Большого взрыва.

Подобное явление бывает и в общественной жизни, но в этой сфере оно не столь позитивно. Большие взрывы в истории человеческого сообщества исполнены трагедий и разрушений, и ХХ век тому свидетель. Вот почему бесплодно реликтовое излучение мысли, которая всё еще витает в обществе, хотя уже не имеет ни живого начала, ни, хотелось бы верить, грядущего воплощения.

Официальный портал БПЦ

Пресс-служба Белорусского Экзархата

Рубрыка: