Правовой статус Православной Церкви и постсоветское государство

(национальная юрисдикция и публичная корпорация)

[публикуется в сокращении]

Конец советской эпохи вызвал в Восточной Европе процесс изменения состава участников публичных и правовых отношений. В постсоветском обществе стали возникать новые политические и социальные формы и явления: новые государства, политические партии, общественные и национальные движения, профсоюзы, религиозные деноминации, гражданские союзы, свободные предприятия, фермерские хозяйства. Существование каждого из них требовало изменения логики и философии управления и права. С помощью советской политической, социальном и правовой доктрины новые феномены объяснению не подлежали. Но создать совершенно новую систему мировосприятия общества Восточной Европы также не могли. В результате советская правовая и политическая система подверглись модернизации, что привело к вступлению Восточной Европы в период реформ, неизбежно носящих промежуточный характер. Две модернизации модернизация системы артикуляции субъектов политических и правовых отношений и модернизация самих политических и социальных институтов оказались не синхронными, что придает характерные особенности реформе государства и системы права Восточной Европы в целом. В данной статье предпринимается попытка проиллюстрировать эту ситуацию на примере отношений государства и Церкви, связанном с проблемой определения правового статуса Православной Церкви в постсоветском государстве.

[...]

Религия: индивидуальная свобода или право корпорации?

Главной особенностью законодательства о религиозных организациях является его логика, наследованная от советской эпохи и основанная на признании универсальности и абсолютности государственного суверенитета и юрисдикции, и, в силу практичности законодательства о религиозных организациях, особенно ярко выраженная именно в законе о религиозных организациях. Именно универсальность государственной юрисдикции влечет за собой индивидуализацию религии, которая в рамках рассматриваемого законодательства рассматривается как определенная свобода личности. Религиозные организации в этом контексте выступают сообществами, которые формируется личной потребностью человека, являются репрезентацией не человека даже, а человеческого интереса. Потому они лишены собственной репрезентации и юрисдикции. — деятельность религиозных организаций находится целиком в юрисдикции государства.

Предметом регулирования выступает личная потребность, удовлетворяемая человеком в различных формах. Эти формы получают юридическое закрепление в виде религиозных организаций и объединений, регистрируемых государством. Религия определяется белорусским Законом "О свободе совести и религиозных организациях" как "мировоззрение и мироощущение, а также соответствующие им поведение и специфические действия (культ), основанные на вере в сверхъестественное." Т.е. религиозные организации по существу, ничем не отличаются от общественных объединений: все они созданы "по интересам". Поэтому закон подтверждает позицию обывателей: дети — на дискотеку, я — на рыбалку, а жена — в Церковь, уравнивая, по существу религиозность человека и его бытовые потребности. Но, принимая такую позицию, законодательство оказывается перед рядом вопросов: чем, в таком случае, религиозная организация отличается от, к примеру, общества филателистов? какие особенности, которыми обладает религиозная организация, обуславливают необходимость определять ее правовой статус отдельным законом? как связаны между собой свобода совести статус религиозной организации?

Статья 16 белорусского Закона о свободе совести и религиозных организациях "Государственная регистрация религиозных организаций устанавливает, что религиозные организации подлежат обязательной государственной регистрации. С момента государственной регистрации религиозная организация приобретает статус юридического лица. Религиозные организации как юридические лица пользуются правами и выполняют обязанности в соответствии с законодательством Республики Беларусь и своими уставами". И вот возникает вопрос: а могут ли религиозные организации руководствоваться не-государственным правом, например, каноническим правом? Существует ли религиозная организация до момента ее регистрации? Признает ли государство нормы канонического права?

Вообще, очень интересно, как государственная регистрация религиозных организации воспринимается обыденным сознанием. Как-то одна чиновница Комитета по делам религий Республики Беларусь рассказывала мне, как в Комитете вручаются свидетельства о регистрации религиозных организаций: "Мы это делаем в торжественной обстановке, свидетельства вручает сам Председатель. И это такое событие для батюшек, для руководителей р.о.!... Ведь с этого момента образуется приход или братство!"

С точки зрения универсальной государственной юрисдикции чиновница оказывается совершенно права — до государственной регистрации не существует никакого юридического феномена — не существует ни прихода, ни братства, ни, собственно, Церкви.

Государственная регистрация в таком случае является актом, которым легализуется воля отдельных лиц, задумавших действовать "для удовлетворения своих религиозных потребностей". И сам Закон о свободе совести и религиозных организациях является в этом случае актом, который устанавливает государственную юрисдикцию в области форм реализации гражданами своей вероисповедальной свободы.

Но все же белорусский Закон "О свободе совести и религиозных организациях" рассматривает Церковь и иные религиозные и псевдорелигиозные организации в плане статуарного права, а следовательно, признает Церковь в качестве особенного субъекта права. Кроме того, религиозные организации в связи с особенностями того статуса, которым они наделяются в отношениях с государством, имеют два устава — гражданский (внешний) устав и церковный (канонический), против существования которого государство не возражает. Как наличие внешнего, так и наличие канонического устава позволяет предположить, что Церковь существует как корпорация, не производная только от интересов личности и имеющая правовую репрезентацию, не принадлежащую юрисдикции государства. В таком случае в суждениях чиновницы все оказывается неверным — не образуется приход с момента регистрации — он только получает право юридического лица в юрисдикционном пространстве этого государства. И регистрация оказывается не разрешающим, не правоустанавливающим актом, но актом признания, поскольку помимо государственной юрисдикции существует также юрисдикционное пространство и самого прихода, и Церкви. Именно от особенности понимания данной ситуации зависит очень многое, по существу, вся система отношении между государством и Церковью.

На деле, именно такое положение вещей утверждается знаменитой нормой об отделении Церкви от государства. Данная норма является следствием изменившихся в эпоху модерна функций Церкви и государства. И если Церковь отделяется от государства, что означает ее освобождение и становление в системе права в качестве публичной корпорации, то и государство отделяется от Церкви, и становится особой корпорацией, которая обозначается термином "светское государство".

Светское государство

Принцип отделения Церкви от государства, который является одним из аспектов доктрины светского государства имеет смысл только тогда, когда государство мыслится как политический институт, обладающий суверенитетом и относительной юрисдикцией. Только в таком случае можно отделить государство от иных политических, социальных, религиозных институтов. Принцип светского государства означает, что в ходе определения и реализации своих задач государство не может руководствоваться религиозными или атеистическими соображениями. Оно отказывается от дискриминации и предоставления привилегий какой бы то ни было религии. Оно не навязывает какой-либо религии или философии своим гражданам, представителям государства, школам, научным институтам или учреждениям культуры. При рассмотрении кандидатур на посты в органах государственной власти не могут приниматься во внимание религиозные и мировоззренческие критерии, никто не может подвергаться дискриминации или получать привилегии в соответствии с ними. Все представители светскою государства обязаны при выполнении своих служебных обязанностей занимать нейтральные религиозно-мировоззренческие позиции.10 Нейтралитет светского государства означает, что его органы и институты не руководствуются в своей деятельности определенной религиозной или философской доктриной. Однако это ни в коей мере не означает нейтрального отношения этого государства к исповедуемым обществом моральными ценностями. Государство, разрабатывая законодательство, руководствуется определенной системой ценностей. В клерикальном государстве это моральные ценности государственной религии. В атеистическом государстве ею является система морали, опирающаяся на материалистическую философию. В светском государстве эту систему создают моральные ценности, общие для граждан, придерживающихся различных религиозных и мировоззренческих убеждений. Светское государство должно создавать условия для проявления этих ценностей в общественной жизни и последующего выражения их в законодательстве, создаваемого демократическим. Такие условия невозможно создать, не придав Церкви и другим религиозным организациям автономный статус.

Автономии Церкви и самоуправление

Принцип светского государства означает, что помимо государства существует также и Церковь как некая реальность, которая не производна от государства и не производна от человека, Церковь, которая является репрезентацией Личности Богочеловека и представляет потому совершенно уникальный правопорядок. Конечно, можно попытаться в политике игнорировать такую ситуацию, как можно пытаться игнорировать и репрезентацию личности, и современные вызовы глобализма. С точки зрения поли гики это, может быть, будет оправдано. Но какими бывают уродливыми в этом случае формы государственной жизни! И как страдает при этом правовая система, превращаясь, действительно, в литературу. Можно игнорировать правовую репрезентацию Церкви каноническое право. Но тогда мы наблюдает неизбежную чудовищную политизацию общественных отношений, и политизацию правовых отношений: все становится политикой, и богослужение, и крестный ход, и Таинства, и сугубо личные решения человека. Очевидно, что от степени оформленности автономии Церкви в праве, в правосознании, в политической практике меняется смысл законодательства о свободе совести и религиозных организациях. По существу, смысл такого законодательства заключается в ответах, которые даются на несколько вопросов, таких как: а) с кем государство будет строить отношения в рамках данного Закона, б) в каких формах и с каким содержанием предполагаются отношения между государством и религиозными организациями? В зависимости от характера ответов определяется характер этого закона: будет ли он "ограждать общество от деструктивных религиозных идей»" и формировать отношения" или все-таки лишь определять правовые формы вхождения религиозных организаций в гражданское общество. Последнее возможно только в том случае, когда государство признает существование Церковной юрисдикции, основанной не на актах государственной воли, а на каноническом праве. Автономия Церкви в этом случае является возможностью для Церкви руководствоваться при решении своих проблем внутренним правом. Это означает признание государством права церквей и вероисповедных союзов на выработку собственного законодателства и внесение в него изменений. Самоуправлением Церкви в этом случае будет являться свободное отправление духовной власти, в том числе юрисдикции, и независимое решение вопросов своей внутренней жизни. Оно предполагает также самостоятельное создание организационных структур, органов исполнительной власти и порядка их функционирования. Границу свободы самоуправления и, следовательно, прав государственных органов на вмешательство в нее определяют положения государственного законодательства, являющегося в этом случае составной частью конституционнго права.17 И вот здесь мы видим, что государство находится в таком положении, что или открывается для того, чтобы воспринимать Церковь в ее правовой репрезентации, т.е. признавать независимый, суверенный субъект права, не во всем подлежащей юрисдикции государства, либо продолжать рассматривать Церковь в качестве субъекта государственного статуарного права. Представляется, что последний вариант является тупиковым, поскольку оставляет отношения между государством и Церковью в рамках гражданского права, в качестве конституционных отношений рассматривая отношения лишь между государством и личностью.

Предмет регулирования законодательства о религиозных организациях

В силу вышеназванного, новое законодательство в постсоветских государствах о свободе совести и религиозных организациях отличается противоречивостью, которая является чем-то большим, чем обычные недоработки в области юридической техники, и указывает на достигнутые постсоветскими государствами пределы государстве иного права и пределы использования государственной юрисдикции.

Статья 1 белорусского закона "О свободе совести и религиозных организациях определяет задачи этого акта как обеспечение и гарантирование права каждого на свободу совести и свободу вероисповедания, на социальную справедливость, равенство, защиту прав и интересов независимо от отношения к религии и религиозной принадлежности, на свободу объединения в религиозные организации. Т.е. перспектива закона разворачивается от права личности, которое гарантируется государством к праву личности создавать религиозные объединения. Сами религиозные объединения не выступают в этом случае субъектами конституционных правоотношений, они па существу, являются объектом законодательного регулирования, побочным продуктом реализации личностью своего права на свободу совести.

Статья 6 рассматриваемого Закона "Равноправие религий" продолжает логику ст. 1, декларируя, что религии и вероисповедания равны перед законом, и что идеология религиозных организаций не может устанавливаться в качестве обязательной для граждан. Т.е. перед законом равны "мировоззрения" и "мироощущения"... отдельных граждан. В Законе субъектом правоотношений становятся мировоззрения и мироощущения. Индивидуализация отношений в этой области, а также упоминавшиеся широко определенные критерии религии неизбежно влекут широкий диапазон отношений между религиозными организациями и государством на уровне административного права (т.е. исключительно в юрисдикции государства) и не влекут практически никаких отношений в сфере конституционного права. И до тех пор, пока государство "не видит" особенных публичных корпораций, не входящих в сферу государственной юрисдикции, к которым принадлежит, конечно, и Церковь, оно не сможет установить систему таких конституционных отношений. Эта ситуация приводит к тому, что государство занято исключительно "правами человека" и, как следствие, надзором за «правильной» реализацией этих прав гражданами. Публичные корпорации в этом случае теряются где-то в правах человека, становятся производными от них.. Потому и выделение публичных корпораций в качестве самостоятельных субъектов в рамках государстве иного права оказывается невозможным. Различение религиозных организаций и выстраивание с ними отношений проводится в сфере реальной политики и администрирования, где государство формирует систему предпочтений. Но эта система предпочтений только повышает политизированность правовой сферы.14

Только в случае более корректного и выверенного определения предмета регулирования Закона, возможно создание такой ситуации, при которой государство различало бы Церковь как корпорацию, имеющую собственную репрезентативность, корпорацию, не производную от "права человека". Только в этом случае статус религиозных организаций предоставлялся бы не всем "поклонникам сверхъестестественного", а действительно, тем р.о., с которыми государство строило бы конституционные отношения на основе их автономного статуса и их действительной правоспособности. С членами тех р.о., которые не достигли степени автономности, отношения можно было бы выстраивать лишь в рамках гарантирования им основных личных прав в области вероисповедания. Отношения здесь находились бы в рамках гражданского законодательства. Т.е. государство в таком случае могло бы признавать только те религиозные организации, которые достигли уровня корпорации, т.е необходимого уровня автономности. Но в таком случае статус р.о. должен быть действительной основой для партнерства р.о. и государства в по целому ряду направлений их деятельности, одинаково важных и для религиозных организаций, и для государства, таких как: образование, воспитание, финансовое обеспечение и пр.

В противном случае статус р.о. является своеобразной резервацией для них и их членов, поскольку образует для р.о. лишь сферу ответственности и обязательств, а для государства сферу контроля и игнорирования р.о. как партнеров. Но если закон предполагает последнюю модель, то он неверно определен в предмете регулирования, являясь не актом о религиозных организациях, но о группах, которые по каким-то критериям не могут входить в гражданское общество (что является одной из интерпретаций отделения Церкви от государства). Во Франции и Литве такие законы носят наименование "О тоталитарных сектах". Закон же о религиозных организациях предполагает определение субъектов, которые, по мнению государства, входят в гражданское общество, определение форм такого вхождения, форм сотрудничества между государством и р.о. и т.д. Т.е. это закон позитивного, разрешающего регулирования.

Создание норм права на основе абсолютного государственного суверенитета, обуславливает зыбкость создаваемой правовой системы. Так, например, статья 7 белорусского Закона о свободе совести носящая наименование "Равноправие граждан" содержит в себе очень опасный механизм возникновения конфликтов между государством и религиозными организациями. В некоторых случаях действие этой статьи, особенно ее ч. 4, гласящей, что "никто не может по мотивам своих религиозных убеждении уклоняться от исполнения уста¬новленных законом обязанностей" вступает или может вступать в противоречие как с каноническим правом Русской Православной Церкви, так и с международным правом. Социальная доктрина РПЦ в случаях, когда предписания светского закона идут в разрез с христианской совестью, призывает христиан к гражданскому неповиновению.1* Совершенно очевидно, что достижение формального гражданского равенства всеми способами государственной политики ведут в этом случае к деструктивизации конституционно-правовых отношений между государством и религиозными организациями, имеющими правовую природу и суверенитет. В этой связи следует вспомнить как образцовый, опыт регулирования церковно-государственных отношений в Веймарской конституции Германии. Веймарская конституция четко разграничивает индивидуальную свободу совести и корпоративную юрисдикцию, не связывая и не обуславливая их взаимным существованием. Ст. 136 указанной конституции устанавливает, что "осуществление свободы религии не может ни обусловливать, ни ограничивать частные и публичные гражданские права и обязанности". Вместе с тем, ст. 137 утверждает, что "гарантируется свобода объединения в религиозные общества. Объединение религиозных обществ в пределах имперской территории не подлежит никаким ограничениям. Каждое религиозное общество самостоятельно устраивает свои дела и управляет ими в границах обязательного для всех закона. Оно замешает свои должности без участия государства или гражданской общины. Религиозные общества приобретают правоспособность на основании общих предписаний гражданского права. Религиозные общества остаются публично-правовыми корпорациями, поскольку они таковыми уже были. Другим религиозным обществам должны быть предоставлены, по их ходатайству, такие же права, если по своему устройству и числу членов они дают гарантию длительного существования. Если несколько подобных публично-правовых обществ объединяются в союз, то такой союз также является публично-правовой корпорацией. Религиозные общества, являющиеся публично-правовыми корпорациями, имеют право взимать налоги на основании гражданских налоговых списков в соответствии с положениями права земель. К религиозным обществам приравниваются объединения, которые ставят своей задачей общественное поощрение какого-либо мировоззрения".16

Корпоративный интерес

Но чтобы не уклониться в "литературу", необходимо задаться вопросом, в каком Законе "О свободе вероисповеданий и религиозных организациях" может быть заинтересована Церковь? Очевидно, что в таком, который бы учитывал ее каноническую природу, который бы определял ее права в области гражданских, конституционных, налоговых и пр. правоотношений, который бы конкретизировал место Церкви в системе национального воспитания и образования, т.е. Законе, который бы создавал определенное пространство, в котором могли бы соработать два порядка - церковный и

государственный. Это теоретически. На практике, Церковь может соработать с политическим порядком и утраиваться в модель, предлагаемую государством, наделенным универсальной юрисдикцией. В таком случае право оказыавется невостребованной сферой, оно подменяется административными актами государства. Именно так часто воспринимается Закон, как акт, должный оградить, запретить, наказать, изгнать, поставить преграду. Но использование Закона только в таком смысле приводит к правовому нигилизму и складыванию нелегитимной системы отношений между Церковью и государством. Исчезновение права как основы и среды, в которой могут складываться такие отношения, превращает их участников в определенный ресурс по отношению друг ко другу: государство может рассматривать Церковь как определенный идеологический ресурс, а Церковь государство - как ресурс той силы принуждения, которой Церковь сама не располагает.

Потому существование закона, легитимизирующего автономию Церкви требует определенного состояния не только от государства, но и от Церкви. Церковь должна достигать целей в согласии с ее собственной природой и на правовой основе. Безусловно, что такой Закон наряду с Православной Церковью в качестве субъектов правоотношений определял бы и иные р.о. Потому что, в чем же еще может быть заинтересовано государство, как ни в универсальном законе, который бы относился ко всем "религиозным организациям", выделяя их по каким-то специальным критериям.

Заинтересовано ли в том государство? Ведь оно в своем юрисдикционном пространстве создает в лице этих р.о. своих партнеров (в области культуры, образования, восптитания, семейной политики и т.п.), одновременно производя деполитизацию и деидеологизацию этих сфер общественной жизни, что должно, конечно, отражаться на содержании правового статуса р.о. Но такими партнерами могут быть, действительно, такие субъекты, которые имеют соответствующий потенциал и реальное социальное, историческое, цивилизационное значение. И государство имеет право выбирать себе таких партнеров. А Церковь должна настаивать на таком особом статусе. Вот в чем сходится политика Церкви и государства.

Нa деле, в законодательстве и в реальной политике постсоветских государств часто наблюдается противоположная тенденция: Церковь., действуя вполне прагматично, с учетом реальности универсальной юрисдикции постсоветского государства, вместо преследования своего интереса в лоббировании законопроекта, который узаконил бы ее юрисдикцию, оказывается более заинтересованной в способствованию проведения такой государственной политики, которая была бы направлена не на урегулирование вопросов, связанных с собственным правовым статусом и положением в данном государстве, а на контроль за конституционностью реализации прав граждан в области религии, на "ограничение" иных религиозных течений, о чем, например, свидетельствуют многочисленные репрессионные нормы, присутствующие в белорусском законе. Церковь не занимается социальным реформированием, но тем самым отказывается и от правовых отношений с государством, целиком отдаваясь неустойчивой и относительной сфере реальной политики и личных отношений. А государство, коль оно делает выбор в пользу такой политики, создает в результате принятия такого закона не партнеров, а группу контролируемых и просвечиваемых объектов, которые характеризуются неопределенным правовом статусом и положением в данном государстве. В результате, в условиях отсутствия надлежащего правового статуса, отношения между Церковью и государством наполняются не правовым, а идеологическим содержанием, что, в свою очередь, предельно политизирует всю область отношений между государством и религиозными организациями.

Перспективы

Можно на основе рассмотренной ситуации в постсоветской Беларуси в отношениях между государством и Церковью, сделать предварительное заключение о том, что в основе этих отношений лежат такие процессы, которые обусловлены изменением функций государства1' в современном мире и определенной инерцией как государства, так и правовой системы в приспособлении к таким обстоятельствам, которая на некоторое время сохраняет абсолютный государственный суверенитет и универсальную государственную юрисдикцию. Но государство, не изменяющее логику управления и отправления власти при наличии сильнейших внутренних ограничителей абсолютного государственного суверенитета и юрисдикции в виде доктрины и практики прав человека и внешних глобальных организаций и международного права оказывается не столь эффективным и адекватным по отношению к тем целям, ради которых оно, собственно, существует. Тенденция советского времени абсолютизации государственного суверенитета приводит к ситуации, когда процесс политизации охватывает практически все социальные отношения, в результате чего государство оказывается неспособным к правовому союзу с социальными институтами по той причине, что оно может обходиться без таких союзов, предпочитая организовывать отношения со своими контрагентов не в сфере права, а в сфере администрации и политики. Тотальная политизация, однако, неминуемо предопределяет нестабильность общественных процессов, государство, проводящую такую политику, способствует процессам десоциализации личности, разрывая естественные социальные связи. Так, напрмер, в рамках тотальной политизации для поддержания социальной стабильности государство нуждается в существовании государственной идеологии, восполняющей отсутствие органичных социальных связей и процессов. Такой процесс подмены органичных институтов искусственными создает напряженность в самой политической системе и в социуме, которая неизбежно разрешается либо в деполитизации системы либо в деградации ее. Церковь, как впрочем, и социальные институты, заинтересована не в идеологии, не в идеологическом сотрудничестве с государством и социумом, а в праве, которое производит деполитизацию подобных отношений и упорядочивает социальные процессы. Для Церкви это принципиально важно, так как десоциализация личности не способствует существованию социальных структур, которые были бы заинтересованы в длительных отношениях, особенно правовых отношениях, простирающихся далеко за пределы жизни одного поколения и одного социального института.

Таким образом, ситуация, основанная на абсолютизации государстве иного суверенитета и юрисдикции, способна развиваться по множеству сценариев, среди которых нет одного, в котором отношения между государством и Церковью строятся как отношения между субъектами, являющимися по отношению друг ко другу автономными корпорациями, взаимодействующими в рамках национальной юрисдикции на основе конституционных статусов и обладающими в рамках этих статусов каждый своей юрисдикцией. Именно такая модель является лучшей гарантией соблюдения свободы совести и религиозной свободы, поскольку ставит личность вне сферы государственной политики в области вероисповедания, соотнося такую политику государства лишь с корпоративными субъектами вероисповедальной политики и права. Складывание такой модели зависит от степени и скорости синхронизации модернизации политики и права в постсоветских обществах и государствах.

Право с этих процессах имеет едва ли не главное значение, поскольку как самостоятельная сфера регулирования диктует необходимость синхронизации модернизаций политических и социальных институтов в рамках и на основе права. Выход из системного кризиса постсоветских государств и образующих их обществ не может быть обеспечен лишь экономическими мероприятиями, - речь идет о деполитизации социальных процессов и упорядочении политических отношений с позиций права. Представляется, что религиозные организации при этом могут выступать как одни из немногих контрагентов государства, являясь живыми социальными структурами, облачающими собственной репрезентативностью и суверенитетом, с помощью которых государство в состоянии про извести деполитизацию социальных институтов правовыми средствами.

Примечания:

[...]

10 Suchocka H. Nauczanie religii w szkole w swietle konstytucdj i ustawodawstwa wybranych panstw europejskich // Nauczanie religii w szkole vv panstwie dernokratvczrivrn. - Lublin, 1991.- S. 85 - 99.

11 Тем самым, неизбежно привносить в конституционно-правовую материю законодательства о религиозных организациях уголовный смысл

12 Pietrzak M Prawo wyznaniowe W-wa/1995 -S. 227

13 Положение Закона Республики Беларусь "О свободе совести и религиозных организациях" устанавливающее такую систему предпочтений, сформулировано следующим образом:

"Настоящий Закон регулирует правоотношения в области прав человека и гражданина на свободу совести и свободу вероисповедания, а также определяет правовые основы создания и деятельности религиозных организаций исходя из: права каждого на свободу совести и свободу вероисповедания, а также на равенство перед законом независимо от отношения к религии; равенства религий перед законом; признания определяющей роли Православной церкви в историческом становлении и развитии духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа; духовной, культурной и исторической роли Католической церкви на территории Беларуси;неотделимости от общей истории народа Беларуси Евангелическо-лютеранской церкви, иудаизма и ислама…" Данное положение, помешенное в Преамбулу Закона, конечно же, не является нормой права, а лишь декларирует, что государство отдает дань чести тем структурам, которые повлияли и продолжают оказывать влияние на историю Беларуси По существу, эта декларация не закрывает ни перед кем пути новой» влияния на историю Беларуси в будущем Между тем, именно па декларация привлекает внимание членов организаций, "не вошедших в список" и правозащитников, которые, оценивают Преамбулу, исходя из влияния ее декларации на правовые нормы Закона и их интерпретацию в ходе его реализации

14 См. "Белая книга. Материалы по проекту Закона "О свободе совести и религиозных организациях" Минск, 2002.

15 Основы социалньной концепции Русской Православной Церкви М, 2001. — Раздел "Церковь и государство" С 26

16 Конституции зарубежных государств М , "Издательство БЕК", I999. С 161

17 Эти изменения никак не могут ставить под сомнение значение государства и его чрезвычайно важную роль во всех политических и правовых процессах.