Христианство и социальная свобода личности

Доклад на Кирилло-Мефодиевских Чтениях в Минске (24-26 мая 2006 г.)

Свобода понятие весьма многоплановое – его можно рассматривать и в духовном, и нравственном, и психологическом, и социальном аспектах. Даже если мы остановимся только на социальном аспекте, то и здесь есть различие. Свобода как субъективно-побудительное начало, то есть свобода личности с точки зрения самой личности, и свобода как внешне-правовое поле, то есть допустимая степень свободы личности с точки зрения общества.

Именно этот второй аспект социальной свободы личности, то есть то, что принято называть правами человека, нас интересует сегодня.

До недавнего времени теме прав человека не уделялось должного внимания в церковном сознании. Да если и уделялось, то чаще в качестве констатации, что идея прав человека это порождение безбожия, а значит нечто совершенно чуждое православному миросозерцанию. При этом в противовес правам человека непременно противопоставлялся приоритет его обязанностей. Мол, только на фундаменте твердого осознания своих социальных обязанностей и можно построить общество, близкое к религиозным идеалам, тогда как абсолютизация прав человека ведет к гордыне, своеволию и разрушению моральных основ общества.

Странно однако, что уж очень такой взгляд напоминает подход к идее свободы и прав человека, знакомый нам со времен господства коммунистической идеологии, разве что известный тезис о «свободе как познанной необходимости» подменен сентенцией на все случаи жизни о необходимости следования воле Божией. За всем этим нельзя не видеть явный парадокс – ведь именно коммунистическое государство и было бесспорным порождением не просто безбожия, но крайне ненавистного богоборчества. Тем не менее, моральный климат этого общества оценивается, как правило, более высоко, чем нынешнее.

Не говорит ли это о том, что столь ценимая нами, как «религиозная ценность», «общественная мораль» вовсе никак не связана с христианским характером общества. Возможно, к этому выводу и вел нас Промысл Божий. Можем ли мы проигнорировать этот урок, давшийся нам такой ценой?

И, похоже, что определенные выводы сделаны. В Основах социальной концепции РПЦ, хотя и оговаривается , что представление о неотъемлемых правах личности является одним из доминирующих принципов современного именно светского правосознания, утверждается, тем не менее, что «идея таких прав основана на библейском учении о человеке как образе и подобии Божием, как онтологически свободном существе… Бог хранит свободу человека, никогда не насилуя его волю».

В одном из документов, единогласно принятых на III Все-православном предсоборном совещании в 1986 г. в Женеве об этом говорится так:

«Вершиной человеческой личности, как отдельного носителя личностного Бога, так и общества лиц, отражающих посредством единства человеческого рода жизнь во Святой Троице и общение Божественных лиц, является Божественный дар свободы, посредством которого человек, сознавая самого себя, получает вместе с тем и возможность выбора между добром и злом (Быт. 2, 16—17)».

Дарованная Богом свобода дает личности возможность и право самостоятельно определяться в своих мыслях и поступках, самостоятельно ставить жизненные цели, определять средства их реализации. Словом, полностью распоряжаться своей жизнью. Более того, человек обретает независимость по отношению к Самому Богу: он свободен определиться — с Богом он или против Бога.

Но вот тут оказывается, что христианам не всегда хватает духа быть до конца последовательными в верности идее свободы личности, как последователен ей Создатель. Бог допустил, даже не предполагая, а точно зная, что человек Его отвергнет. Нам же страшно допустить даже возможность такого самоопределения личности – вплоть до отделения от Бога.

В чем конкретно это выражается?

Как известно, существует две теории - естественного и позитивного права. Согласно первой теории , право существует независимо от государства и дается человеку по факту его рождения. Согласно второй, право предоставляется государством через нормативные акты. ОСК отдает предпочтение теории естественного права, поскольку «эта теория не утратила связи с христианской традицией, ибо исходит из убеждения, что понятия добра и зла присущи человеческой природе, а потому право вырастает из самой жизни, основываясь на совести ("категорическом нравственном императиве")». Но при этом вводится существенная оговорка, что данная теория «в своих построениях не учитывает падшести человеческой природы».

Спрашивается, каким же образом можно это учесть? ОСК провозглашают следующее:

«Права нужны христианину прежде всего для того, чтобы, обладая ими, он мог наилучшим образом осуществить свое высокое призвание к "подобию Божию", исполнить свой долг перед Богом и Церковью, перед другими людьми, семьей, государством, народом и иными человеческими сообществами».

С этим, конечно, не поспоришь, но заметим, что здесь говорится о правах именно христианина, а не человека вообще. Понятно, что для христианина в отношении самого себя права и социальная свобода являются довольно условными ценностями. Безусловной ценностью является достижение Царства Божия, и ради этого возможен какой угодно уровень аскезы – самоограничении во всех земных благах, в том числе и свободе.

Главный же вопрос состоит в том, как относиться к свободе других людей, даже тех, чей выбор мы считаем гибельным. Для других это совсем иное, чем для себя. В связи с этим уместно вспомнить слова Н. Бердяева о том , что «забота о хлебе для себя есть материальная забота, а забота о хлебе для другого есть духовная забота».

Восполнить этот пробел ОСК и была, видимо, призвана Декларация о правах и достоинстве человека, принятая на недавно прошедшем так называемом Всемирном Русском Народном Соборе. Разумеется, решения такого нецерковного собора сами по себе не могут иметь ни малейшей канонической силы, но определенный церковный авторитет им придало участие в создании документа представителей Церкви.

Напоминая о том, что «голос совести человека может быть заглушен грехом», декларация провозглашает следующее:

"Мы признаем права и свободы человека в той мере, в какой они помогают восхождению личности к добру".

Спрашивается - как и кто определит, что такое добро, которому призваны служить права и свободы человека? Ведь заглушен грехом может быть не только голос совести не только отдельного человека, но и всего общества в целом, о чем мы прекрасно знаем из опыта как прошлых лет, так и современности. Почему же у нас так неистребима эта презумпция виновности человека перед обществом, а не наоборот? Почему самодовлеющей ценностью у нас является государство, а не личность? Ведь Бог действует в этом мире именно через личность. А мир в целом, во все своем «коллективе», принципиально «во зле лежит» и во власти «князя мира сего». Мы знаем о святых личностях, но пока не слышали о святых государствах и обществах. Естественно, конечно, возразить – а Церковь? Но Церковь отдельно не существуют, она растворена в общества и имеет границы не физические, а мистические, ее границы проходят даже не между людьми, а по сердцам людей, да еще не только в пространстве, но и во времени. Конкретная историческая Церковь не является носителем Истины во всей полноте. Она содержит Истину в своем существе и проявляет ее через возрожденных и преобразившихся личностей. И именно таким образом Церковь призвана влиять на общество, а не директивными указаниями в направлении добра, а тем более не апеллируя к такому инструменту принуждения как государство. К государству Церковь может обращаться не с целью ограничения прав и свобод личности, а напротив – для ограждения от таких посягательств.

Именно потому, что мы не раю, мы тем более должны понимать, что социальные свободы и права человека в этом мире, лежащем во зле, имеют не просто преходящую земную ценность, но они есть условие, при котором возможна та или иная степень автономности личности от этого мира. Сумеет ли личность использовать свою автономность для спасения, самоопределится ли она в направлении к Богу, это уже вопрос миссии Церкви. Но эта миссия может осуществляться только в сфере свободного выбора личности. Вот когда Церковь по тем или иным причинам слаба для такой миссии, тогда и возникает соблазн использовать внешние рычаги, как-то «подтолкнуть» человека к Царству Божию. Но принудить к Царству Божию – какая бы степень этого принуждения ни была – нельзя. В Легенде о Великом Инквизиторе Достоевский убедительно показал, как на таком пути вместо Царства Божия легко угодить в царство антихриста.

Настало время сделать выводы, учесть неудачный исторический опыт такого искусительного пути и вернуться к ясному пониманию самодавлеющей ценности свободы человека, в том числе и социальной.

Свобода это воздух, без которого невозможна жизнь. Им дышат не только добрые, но и злые. Но его нельзя прикрыть для одних, а оставить для других. Неизбежно станет душно всем. А итог – смерть.