Новая доктрина о старых вещах

 

Женись, вступать не вздумай в брак, Женившись, угадаешь в рай, А коль не женишься, то знай, Что был ты вовсе не дурак. Не торопись, но поспешай, Беги стремглав, замедли шаг. Женись иль нет. Постись, двойной обед съедай. То, что починено, ломай. Разломанное починяй. Балуй ее, бей за пустяк. Женись иль нет. Ф. Рабле

Наконец, проект концепции о правах человека перестал быть тайной и стал документом, освященным авторитетом Архиерейского собора.

Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека [далее – "Основы" – О. Б.] опубликованы, их можно прочесть . Но также эти Основы надо понять. А это не очень легкое дело, потому что на сегодняшний день существует множество контекстов, в которые Основы помещены изначально – еще со времени своего существования в виде тайного проекта. И от того, в каком контексте Основы будут прочитываться, они способны полностью менять свое содержание.

***

Первым таким контекстом в котором можно обнаружить смысл Основ, является нецерковная и политизированная Декларация о правах человека, которую принял два года назад Всемирный Русский национальный собор .

Вторым контекстом является Социальное учение РПЦ, утвержденное Архиерейским собором 2000 года.

Между документом ВРНС и Социальным учением РПЦ пролегает пропасть; в основе их лежит совершенно разная антропология; если Основы о социальном учении доверяет человеку и его воле, то документ ВРНС основан на принципиальном недоверии человеку и это недоверие преодолевает через призывы к институциональному регулированию "недостатков" человеческого "греховного" устроения .

***

Сама необходимость принятия Основ вызвана активностью партии ВРНС – "новых иосифлян" – весьма сильных сегодня в РПЦ, укрепляющихся и подкрепляющихся новой российской идеологией людей, строящих нечто подобное корпоративному государству, в структуре которого какое-то место отводится и державной Церкви.

Потому перед Архиерейским собором стояла задача очень сложная – ответить на вопрос, как можно сочетать эти два противоположных взгляда на социальное устройство и место человека в социальных процессах – один, основанный на свободе человека и христианском персонализме, второй – на представлении о "достоинстве" человека, всячески обеспечиваемом государственными и социальными институтами.

Мне это напоминает ту ситуацию, в которой оказывались люди, к которым обращался Панург за советом – жениться ему или нет. Панург жениться хотел очень, но не хотел быть рогоносцем, не хотел быть бит женой, не хотел быть ею обираемым. Он желал положительного ответ, но более всего он желал избавления от сомнений и желал получить гарантии того, что его брак будет успешным. Иосифляне хотят быть христианами и требуют от Церкви гарантий того, что их действия в том виде, в каком они планируются – будут непременно христианскими и церковными. Они могут себе представить православный бункер управления ядерными вооружениями, могут представить православный танк, православную милицейскую дубинку, православную экономику или православную школу. Они желают обеспечить себе пространство для действия, которое было бы лишено неоднозначности и сомнений. Потому в такой перспективе Основы о достоинстве должны зачищать пространство их действия – ликвидируя неудобные проблемы, главным из которых на сегодняшний момент является персонализм концепции прав человека (развиваемой и в философском, и в политическом, и в правовом значении).

Лучшее, что мог сделать Архиерейский собор в этой ситуации сильнейшего давления новых иосифлян – принять такой вот документ, в котором есть и "да" и "нет", - подобно старику Котанмордану у Рабле…

1.

Надо отметить, что настоящие Основы по сравнению с Декларацией ВРНС выглядят более умеренным документом, в нем более взвешенно выбраны слова и обозначен подход Церкви к такой важной в современном мире проблеме. Однако данные Основы все-таки органично связаны с декларацией ВРНС, а потому во многом идут вразрез с Социальным учением Церкви, принятым собором 2000 года, что усложняет их понимание, потому что отныне в РПЦ действуют два документа, различающиеся в основаниях подходов к проблеме прав человека.

Кроме обозначенных "внешних" контекстов существуют "внутренние" контексты, задаваемые различными частями Основ. Именно вопрос о контексте не оставляет тебя все время, пока Основы читаешь, и потом тоже не оставляет.

1 контекст -

образуется пятой частью Основ, которая является резюмирующей. Так, сначала в Основах исследуется проблема достоинства, затем – проблема свободы, рассматриваемая как свобода от зла и как свобода выбора, в третьей части – "права человека в христианском миропонимании и в жизни общества", в четвертой – "достоинство и свобода в системе прав человека", и в пятой – "принципы и направления правозащитной деятельности Русской Православной Церкви". Т.е. из пяти глав только пятая является практической и нормативной, потому что четыре первые главы содержат в себе богословские и философские основания подхода РПЦ к проблеме прав человека и являются основаниями для правозащитной деятельности Церкви.

В такой перспективе гимном правам человека стоит считать заключительные положения Основ, под которыми подпишется любой даже неверующий правозащитник:

V.4. Основываясь на церковном учении о достоинстве, свободе и правах человека, христиане призваны осуществлять нравственно ориентированное социальное действие. Оно может проявляться в самых разных формах — например, в свидетельстве перед лицом власти, в интеллектуальных разработках, в проведении кампаний в защиту тех или иных категорий людей и их прав. Не стремясь к революционному переустройству мира и признавая права других общественных групп на участие в общественных преобразованиях на основании их мировоззренческого выбора, православные христиане оставляют и за собой право на участие в таком устроении общественной жизни, которое бы не противоречило их вере и нравственным принципам. Эти же принципы Русская Православная Церковь готова отстаивать в диалоге с мировым сообществом и в сотрудничестве с верующими других традиционных конфессий и религий.

И раз так, то Церковь решительно присоединяется к правозащитному движению, находит себе место среди субъектов конституционного порядка и подтверждает это – находя богословские основания для этого действия и продолжающегося свидетельства. И так эти Основы о достоинстве… являются продолжателями дела, начатого Церковью в 2000 году, что следует считать очень серьезным выбором, ради которого и заседали 196 епископов, принимая этот документ для Церкви. Основы говорят "да" правозащитному движению, в них осуждена тирания, неправда, беззаконие, безнравственность и определены основания и направления христианского действия в этом чрезвычайно усложнившемся мире. В такой перспективе – благословения практической правозащитной деятельности – защиты свободы человека, его нравственной автономии, личного ответственного социального действия, отдельные положения Концепции (даже если они грешат неточностью и неопределенностью) – могут восполняться и корректироваться практикой – исправляться самой Церковной деятельностью в Евангельском духе, допускающей это свободное личное действие и созидание.

2 контекст

Однако у Основ есть второй "внутренний" контекст, возникающий из их прочтения не "от Пятой главы", а "от преамбулы", которая содержит ряд общих утверждений, которые являются посылкой для развития доктрины. Они таковы:

1) В современном мире значительное распространение получило убеждение, что институт прав человека сам по себе может наилучшим образом способствовать развитию человеческой личности и организации общества.

2) При этом со ссылкой на защиту прав человека на практике нередко реализуются такие воззрения, которые в корне расходятся с христианским учением.

3) Христиане оказываются в условиях, когда общественные и государственные структуры могут принуждать, а зачастую уже принуждают их мыслить и поступать вопреки Божиим заповедям,

4) что препятствует достижению самой важной цели в жизни человека — избавлению от греха и обретению спасения.

В таком случае Основы втягивают Церковь в спор о словах, в философский, мировоззренческий, а более всего - идеологический спор, в котором важным оказывается не сама возможность свидетельства и создание условий для свидетельства – а победа в этом словесном споре (и м.б. победа за некоторые властные ресурсы), - в которой у Церкви, в общем-то, нет никаких преимуществ перед другими учениями и позициями. И чем более Церковь настаивает на абсолютности положений, которые содержаться в первых четырех главах Концепции, тем более относительными они становятся. Потому что по выражению св. Григория Паламы "слово борется со словом".

Первое утверждение – общее, оно только моделирует предполагаемую ситуацию и предлагает ее принять в таком виде: "допустим, что такое убеждение получило распространение, и тогда с ним надо вести диалог". Но что, если убеждения людей, развивающих доктрину прав человека, в действительности как-то отличаются от того, что так жестко сформулировано в доктрине? И что, если они не считают, что права человека сами по себе развивают человеческую личность? Тогда ведь доктрина Основ всуе развита. И кто избавит меня от такого подозрения?

Вторая фраза еще более расплывчата. Что, разве в мире всегда реализовались только христианские воззрения? И разве было такое время, когда реализовывались только христианские воззрения? И что, нет нейтральных воззрений? И куда исчез принцип толерантности? принцип плюрализма? И куда исчезает конституционное право народов, которые окормляет РПЦ? Основы изначально рисуют некий мир, которого нет – потому что мир, в котором мы живем, допускает в общем то реализацию нехристианских воззрений. И вот здесь становится заметным дефицит языка у авторов концепции – потому что если бы фраза была построена таким образом:

При этом со ссылкой на защиту прав человека на практике нередко реализуются такие воззрения, которые в корне расходятся с человеческим достоинством и общечеловеческими нормами этики, -

мы оказались бы в самом центре сегодняшнего спора и дискурса относительно прав человека. Т.е. той парадоксальной ситуации, которая вызывается реализацией прав человека – когда направленность на как можно большее их закрепление, их реализация оказывается иногда отрицанием самих прав в целом. Но Основы употребляют те слова, которые употребляют, и потому изначально задается некий неправильный тон – как будто бы авторы доктрины претендуют на то, чтобы единолично фиксировать и определять состояние публичной сферы – исключительно по неким "христианским" принципам, им известным.

Третья посылка – важная. Если это так, то, конечно, это должно быть объектом критики и заботы и такие факты насилия должны пресекаться и предупреждаться. Но это только фраза, потому что необходимо ее уточнение – в чем заключается насилие и как его избегать. Что Церковь считает насилием? К примеру, трансляция по гос. телевидению проповеди мусульман – это насилие над христианами? Регистрация общественного объединения геев – это насилие над христианами? Важно, конечно, само по себе обозначение возможной такой ситуации – публичного насилия над совестью человека и христианина и обозначения ее как ненормальной и требующей исправления. Это очень важно для конституционного права Российской Федерации и всех стран т.н. постсоветского пространства. Но также важно определение пределов насилия.

Так Основы демонстрируют двойственность. С одной стороны, один из важных и очень могучих субъектов конституционного права – Церковь, – в общем-то поддерживает основные принципы конституционного права и говорит об ограничении публичных полномочий любого из участников публичных отношений. Вместе с тем, в этой посылке содержится основа для критики конституционного порядка, основанного на толерантности и идеологическом нейтралитете государства, критика порядка, основанного на принципе светского государства, критика положительного действия власти и основа для фундаментализации внутренней государственной политики.

Четвертая фраза обозначает ту перспективу, в которой оправдываются предложения этой концепции. Это спасение человека – утверждение смысла человеческой жизни, оправданности норм и жизни в согласии не с хаосом, а с каким-то ее упорядочением, который предлагает Церковь. Таким образом ,Церковь устраивает свои собственные основания для участия в социальной практике.

Так, в зависимости от контекста, мы получаем не одну, а две разные Основы … И от контекста будет зависеть, как проявят себя в будущем некоторые положения учения о человеческом достоинстве, развиваемые в первых 4-х главах Основ.

А они выглядят иногда чрезвычайно опасными.

***

В концепции смысловое ударение падает на понимание достоинства человека, которое является основанием для интерпретации теории прав человека.

Так, Основы утверждают, что

I.1. Базовым понятием, на которое опирается теория прав человека, является понятие человеческого достоинства. Именно поэтому возникает необходимость изложить церковный взгляд на достоинство человека.

Здесь, конечно, лучше было бы сказать – одним из базовых понятий… Надо было бы обозначить как-то более подробно и корректно эту традицию. Обозначить хотя бы несколькими именами или философскими школами. Иначе оказывается, что теория прав человека – анонимная традиция, и к тому же – противная христианству. Кроме того, авторы Основ примитивизируют традицию прав человека, чрезвычайно богатую и сложную, остающуюся в состоянии развития и чрезвычайно богатых дискуссий, - подвергая простой операции унифицирования, сведения к одному предложению: "базовое понятие – достоинство"… Надо было сказать, хотя бы, что достоинство в этой самой традиции рассматривается всегда неразрывно с проблемой свободы, которая его проблематизирует. Достоинство ↔ свобода – это противопоставление, являющееся действительной проблемой, создающей напряженность и в философской мысли и в социальном действии.

Такое упрощенное суждение о достоинстве в Основах допускается только затем, чтобы развивать учение о правах человека через понятие "природы человека". Достоинство относится к природе, природа связана с нравственностью, нравственность оказывается природным качеством, определяющим состояние личности и саму личность. И это самое уязвимое место в Основах и с богословской, и с философской и с правовой точки зрения., – расходящееся с христианским учением о личности, с правовым понятием о лице и философским понятием об индивиде.

Вряд ли учение о "природе человека", которое развивается в Основах, является христианским. Учение о природе человека, обладающей достоинством, необходимо авторам Основ только для того, чтобы обосновать "природное" достоинство человека, независимое от его воли, свободы и поступков. Это достоинство связано с некой объективной нравственностью, внеположной по отношению к человеческой воле, нравственностью, которая определяет состояние человека и его личность.

И в такой перспективе даже картезианский индивидуализм, учение о "внутреннем человеке", оказывается более близким к христианству. В доктрине прав человека, основанной на естественном праве и кантианской и картезианской традициях имеется в виду "индивид" – определяемый как уникальное существование, производящий собственными действиями и реализацией воли в свободном поступке нравственную ситуацию. В учении же авторов Концепции нравственность – это некое естественное свойство природы человека, природная субстанция, воздействующая на человеческую личность.

И когда читаешь в Основах:

Согласно библейскому откровению, природа человека не только сотворена Богом, но и наделена Им свойствами по Его образу и подобию (см. Быт. 1, 26). Только на этом основании можно утверждать, что человеческая природа обладает неотъемлемым достоинством. -

то возникает вопрос – все-таки природа или личность? Разве природа обладает достоинством? Разве природа человеческая – не общая ли для всех людей? И если это так, то зачем для критики доктрины прав человека привлекается антропологическое учение Церкви – и из него берется учение о природе, а не о личности?

Далее в Основах можно прочесть:

Воплощение Бога Слова засвидетельствовало, что и после грехопадения достоинство не было утрачено человеческой природой, ибо в ней остался неистребимым образ Божий

И снова – не очень понятно, зачем говорится о природе и ее достоинстве? Возникает впечатление, что авторы Основ намеренно избегают обращение к теме личности; так, к примеру, они цитируют тропари по непорочных из чина погребения, существенно искажая их смысл:

«Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений… Древле убо от не сущих создавый мя, и образом Твоим Божественным почтый, преступлением же заповеди паки мя возвративый в землю, от неяже взят бых, но еже по подобию возведи, древнею добротою возобразитися», - ,

что толкуется ими как "восприятие Господом Иисусом Христом полноты человеческой природы кроме греха (см. Евр. 4, 15) показывает, что достоинство не распространяется на искажения, возникшие в этой природе в результате грехопадения". Но в тропаре поется не о природе, а об ОБРАЗЕ – который запечатлевается не в природе – потому что между природой Божественной и природой Человеческой – пропасть – пропасть между Творцом и Тварью, - а в Личности… совершенно уникальном способе существования, обладающим своей природой, а не обладаемым ею.

И это не спор о словах – за ними стоит важная мировоззренческая позиция и модель практики социального действия. Можно ли доверять человеку – такой вопрос, радикально стоящий перед христианами и Церковью. И может ли человек рисковать? Авторы концепции говорят о природе, имеющей некое достоинство… объективно существующую нравственность, - но личность ими забывается… И отсюда нравственное действие человека – это его природное действие (!). – т.е. действие не личности, а природы этой личности – которая хороша сама по себе, и которую даже грех не помутил. Грех помутил достоинство, но что-то еще в природе осталось… что грех не помутил, и потому – безгрешные восстанавливают достоинство человеческой природы, а грешники продолжают возмущать это достоинство…

Человеку трудно самому преодолеть грех - и пребыть в достоинстве – в этом ему должны помогать институты, выстраивающие систему гарантий спасения, механизмы спасения. В целом это учение не о персональном действии человека, а об институциональном действии, цель которого – спасение человека, его воспитание и пр.

И если в разделе I.2. Основы утверждают, что

если к образу Божию в Православии возводится неотъемлемое, онтологическое достоинство каждой человеческой личности, ее высочайшая ценность,

то эта фраза появляется вдруг – она никак не связана с предыдущим повествованием о природе… и она также вдруг и исчезает – из этой сообразности Бога и человека авторы Основ не делают никакого вывода – и спешат перейти к любимому ими достоинству:

… подобающая достоинству жизнь соотносится с понятием подобия Божия, которое по Божественной благодати достигается через преодоление греха, стяжание нравственной чистоты и добродетелей.

I.3. Достойной является жизнь согласно изначальному призванию, заложенному в природе человека, сотворенного для участия в благой жизни Бога… Поэтому жизнь человека состоит в «уподоблении Богу в добродетели, насколько оно возможно для человека»… В святоотеческой традиции это раскрытие образа Божия называется обожением.

Так Основы рисуют некий мир природной зависимости человека - он обречен на зависимость от своей природы, она – такова, что возьмет свое. Бедные грешники идут против природы и повинны в том, что не распознали ее свойств, не научились с ними работать! Природа их наказывает. Так, Основы игнорируют проблему воли и личности! Та проблема, что возникает в связи с личностью и ее действием – проблема воли и свободы – рассматривается в Основах почти всегда только как негативный эффект, который подлежит нейтрализации через разложение проблемы свободы на две составляющие – свободу воли и свободу выбора.

Присущие человеческой природе нравственные нормы, как и нравственные нормы, содержащиеся в Божественном откровении, обнаруживают замысел Божий о человеке и его предназначении. Они являются путеводными для благой жизни, достойной богозданной природы человека.

Так Основы уходят от проблемы развития учения о нравственности в контексте учения об общей для всех людей природе и обусловленности нравственности множеством личностей, которые должны разделить жизнь общей для них природы в нравственном действии – которое является реализацией их свободы. Это великое представление об обнаружении себя среди других, своей таинственной связи с другими людьми – заменяется банальным указанием на "общую природу" и ее объективные законы. Александр Башлачев как-то в одной песне задал совершенно пронзительный вопрос: "Ну как же любить их – таких неумытых и потом пробитых и страхом пришитых?" – глядя на эту ситуация изнутри человека, помещенного в нее, а не со стороны наблюдателя, созерцающего объективные законы… Вместо этого вопроса авторы Концепции предлагают банальный ответ: надо вести себя хорошо, этого требует твоя природа. И еще они хотят системы гарантий "хорошего" поведения. Железный закон, вбивающий личность в землю. Ничего более возмутительного не писалось на канонической территории РПЦ! Учение о свободе заменяется учением о природной необходимости!!!

Потому первая часть Основ заканчивается более вопросом, чем утверждением:

Согласно православной традиции, сохранение человеком богоданного достоинства и возрастание в нем обусловлено жизнью в соответствии с нравственными нормами, ибо эти нормы выражают первозданную, а значит истинную природу человека, не омраченную грехом. Поэтому между достоинством человека и нравственностью существует прямая связь. Более того, признание достоинства личности означает утверждение ее нравственной ответственности.

Самый главный вопрос, который остается нерешенным, формулируется так: а что собой все-таки представляют нравственные нормы? Так ли они объективны, как кажется авторам Основ?

2.

Второй важный вопрос и проблема, впрочем, связанная с предыдущей проблемой природы\воли\личности – это состояние и параметры публичной сферы, модель устроения которой предлагают Основы. И это связано с тем, что в общем-то не всегда понятно, к кому Основы обращены. Если Социальное учение имеет прямое указание на адресатов, то Основы о достоинстве получились анонимными…. А это в вою очередь делает двусмысленными такие, к примеру, выражения:

Признавая ценность свободы выбора, Церковь утверждает, что таковая неизбежно исчезает, когда выбор делается в пользу зла. Зло и свобода несовместимы.

Публичные выступления и заявления не должны содействовать распространению греха, порождать распри и нестроения в обществе. Слово должно созидать и поддерживать добро. Особенно опасно оскорблять религиозные и национальные чувства, искажать информацию о жизни тех или иных религиозных общин, народов, социальных групп, личностей. Ответственность за слово многократно возрастает в современном мире,

Христианин ставит свою веру в Бога и свое общение с Ним выше собственной земной жизни. Поэтому недопустимым и опасным является истолкование прав человека как высшего и универсального основания общественной жизни, которому должны подчиняться религиозные взгляды и практика.

А кто определяет нравственность поступка и действия? К кому обращены Основы? Авторы Основ не заметили, что эти слова могут интерпретироваться и как клич о создании полиции нравов, цензуры, государственной идеологии. Или это все-таки пастырский голос, обращенный к каждому христианину? А что произойдет, если начальник полиции или просто мой начальник- христианин – посчитает, что он должен на своем месте способствовать искоренению греха во мне - лично?

И что же, если по мысли авторов Основ "недопустимым и опасным является истолкование прав человека как высшего и универсального основания общественной жизни, которому должны подчиняться религиозные взгляды и практика", - то государственные институты должны подчиниться религиозным воззрениям?

Вряд ли эти идеи, навязанные Церкви иосифлянами и генералами от корпоративного государства - будут адаптированы Церковью и станут церковными. Эти идеи мертвы уже сейчас, потому что противоречат всей организации христианской жизни и христианской совести.

Между тем, эти идеи могут служить основой для пересмотра конституционных положений о границе между частным и публичным. В Основах так обозначатся принцип определения такой границы:

Общество должно создавать механизмы, восстанавливающие гармонию человеческого достоинства и свободы…

Это и есть этот знаменитый институциональный подход – надо придумать институт, формирующий человека. Роль самого человека в этом процессе неочевидна.

Пользование политическими и гражданскими правами не должно приводить к разделениям и вражде. Православная традиции соборности предполагает сохранение единства общества на основе непреходящих нравственных ценностей. Церковь призывает людей сдерживать свои эгоистические устремления ради общего блага.

Появляется загадочный принцип соборности откуда-то из околоцерковной публицистики. Как он действует и как должен действовать и в чем он заключается в Основах не сообщается, но зато создается база для сомнения в нормальном характере социального разнообразия, которое должно преодолеваться в единстве.

В Основах присутствуют и беспредельно наивные и смешные выражения, к примеру, такое:

В истории народов, окормляемых Русской Православной Церковью, сложилось плодотворное представление о необходимости соработничества власти и общества. Политические права могут полноценно служить такому принципу государственно-общественных отношений. Для этого необходимо реальное представительство интересов граждан на различных уровнях власти и обеспечение возможностей для гражданского действия

Интересно, когда такая модель успела сложиться? В СССР? И что она собой представляет?

Или еще одно выражение:

Не являясь Божественным установлением, права человека не должны вступать в конфликт с Откровением Божиим. Для большей части христианского мира наряду с идеей личной свободы не менее важна категория вероучительной и нравственной традиции, с которой человек должен согласовывать свою свободу

Это бессмыслица, выражение, не имеющее никакого значения. Почему права человека – не Божественное установление? Почему их надо противопоставлять Откровению? Разве это сравнимые категории? У этого выражения и множества подобных в этом документе – один смысл – они направлены на утверждение антиперсоналистического учение о природном достоинстве и природной нравственности. Права человека рассматриваются только через достоинство – но не как принадлежность свободной персоны. На первый план выступает традиция, а не свобода, совесть и ответственность.

Отсюда – один шаг по оформлению такого рода Основ в Основы государственной или некой корпоративной идеологии, где нормы корпоративной нравственности – объективные и сильные – приоритетны и перед свободой и перед правами личности.

Права человека не должны противоречить любви к Отечеству и к ближним, -

читаем в Основах. И еще один тезис о суверенной демократии:

Под предлогом защиты прав человека одним цивилизациям не следует навязывать свой уклад жизни другим. Правозащитная деятельность не должна служить политическим интересам отдельных стран. Борьба за права человека становится плодотворной тогда, когда она служит духовному и материальному благу личности и общества.

Эта фраза – следствие принятие тезиса о нравственности, как свойстве природы. Церковь здесь перестает думать о себе - и выступает адвокатам тех обществ, у которых не все в порядке с правами человека, - предавая этих несчастных людей.

***

Основы – документ эклектический, в нем столько же "да", сколько и "нет", обращенных к одному и тому же предмету. Церкви не удалось избежать политизации этих Основ.

Но в Основах присутствуют несколько выражений, которые необходимо выписывать и обрамлять рамками и вешать на видных местах. Вот одно из них:

В Православии неизменно присутствует убежденность в том, что общество, устрояя земную жизнь, должно учитывать не только человеческие интересы и желания, но и Божию правду, данный Творцом вечный нравственный закон, действующий в мире вне зависимости от того, согласна ли с ним воля отдельных людей или человеческих сообществ. Этот закон, запечатленный в Священном Писании, для православного христианина выше любых иных установлений, ибо по нему Бог будет судить человека и народы перед Своим Престолом (см. Откр. 20, 12)".

Это обращение к каждому христианину. И на таком видении Церковь должна настаивать и выстраивать в соответствии с ним свою жизнь, считая самым главным сохранение возможности свидетельства. Она не может настаивать на исключении самого условия свидетельства – исключения разнообразия в этом мире.

В этом разнообразии права человека – союзник Церкви, освобождающий место для Церковного свободного действия в этом мире. В этом мире Церковь должна и может говорить только от своего имени, не привлекая посредников и силу и власть. Она может это делать сама, убегая от искушения подменять собственные средства средствами насилия и государства. И в этом свидетельстве Церковь опирается на личную Весть Евангелия, а не на относительную правду нравственности или какой-либо идеологии.

Важно, как Основы будут восприняты в Церкви и какова будут их жизнь, как Церковь будет интерпретировать положения Основ, что из них забудется, зарастет временем, а что даст плоды, какие мы увидим на месте церковного социального действия. Здесь не надо быть ни пессимистом, ни чрезмерным оптимистом… пока

Церковь признает необходимость «сохранить для человека некую автономную сферу, где его совесть остается "самовластным" хозяином, ибо от свободного волеизъявления в конечном счете зависят спасение или гибель, путь ко Христу или путь от Христа» (ОСК, IV, 6). В условиях светского государства провозглашенная и утвержденная законом свобода совести позволяет Церкви сохранить свою самобытность и независимость от людей иных убеждений, дает юридическое основание как для неприкосновенности ее внутренней жизни, так и для публичного свидетельства об Истине.