МОНИТОРИНГ СМИ: Портал-Credo.Ru: Икона Одигитрии Эфесской - национальный символ Беларуси

Опять – реквизиции? Нельзя ли рассматривать подобные подобные "подарки" Патриархии (за чужой счет, заметим) как своего рода повторное разграбление церковных ценностей и святынь?

Вопрос, кому владеть церковными древними святынями – музеям или Церкви, вряд ли будет когда-то решен сколько-нибудь определенно. Тем более в стране, где государство в свое время выступило разорителем и разграбителем святынь, при этом часть разграбленного отдав как раз музеям, которые эту часть спасли. Чем же в таком случае явились музеи? Соучастниками грабежа или спасателями хотя бы части святынь от полного уничтожения? Каждый отвечает на этот вопрос в меру своего видения, и вряд ли здесь может быть достигнуто единодушие.

На первый взгляд, вполне понятны требования Церкви, расправившей плечи после десятилетий гонений, вернуть те или иные святыни, веками ей принадлежавшие. Все справедливо, если бы не некоторые существенные детали, связанные со спецификой нашего времени и того общественного устройства, которое пришло на смену советскому. Что значит "принадлежать Церкви"? Если вопрос ставится чисто юридически, то какой Церкви? Совсем не очевидно, что это исключительно РПЦ МП. Какими бы статистически малозаметными ни были так называемые "альтернативные" православные деноминации, но они есть. Многие из них официально зарегистрированы, то есть признаются государством, которое в таком случае не вправе игнорировать их право на участие, если речь идет о наследовании собственности, некогда принадлежавшей дореволюционной церковной организации, преемниками которой каждая из них себя считает. Кроме того, есть древлеправославные христиане (старообрядцы), даже особо уважаемые теперь государством за свою сугубую традиционность. При этом мы уже не говорим о том, что сама дореволюционная церковная организация была лишь частью государства. Правда, не нынешнего и не советского, поэтому и здесь все неоднозначно. Но даже если мы каким-то чудом решим все эти юридические проблемы, неизбежно встают вопросы моральные и даже немножко богословские.

 Итак, если мы говорим о Церкви как объекте реституции культурных ценностей, то что в данном случае имеем в виду? Весь верующий народ или его какую-то часть? Если часть, то по каким критериям она формируется? Не считаем же мы, в самом деле, что какой-то предмет искусства принадлежит народу, если он оказался в частной коллекции чиновника. Точно так же и со святынями в Церкви. В отношении Торопецкой иконы Божией Матери вопрос осложняется еще и тем, что эта святыня не просто и не только, как подчеркивают искусствоведы, "общероссийская". Для белорусских земель это даже не только святыня, но и важнейший национальный символ.

Из жития преп. Евфросинии Полоцкой мы узнаем, что для основанного ею монастыря она пожелала получить из Византии одну из древних Богородичных икон, написанных, по преданию, евангелистом Лукой. Византийский император Мануил I Комнин и Патриарх Лука Хрисоверг прислали Евфросинии список с образа Божией Матери Эфесской. Считается, что это могло произойти до 1173 года. Какое значение имела присланная из Константинополя икона для св. Евфросинии и горожан Полоцка, можно судить по ее почитанию. В Полоцке имел место особый ритуал: подобно тому, как в Константинополе каждую неделю проносили по всем церквям икону Одигитрии, в Полоцке каждый вторник совершалась процессия с присланной Эфесской иконой. По всей видимости, воспроизводя вторничную процессию в Полоцке, преподобная княгиня уподобляла свой город столице Византийской империи.

Человеку, желающему разобраться с историей иконы, невозможно не прислушаться к мнению И.А. Шалиной, единственного глубокого исследователя истории не только Эфесской Одигитрии, но и Одигитрии Константинопольской, с которой и был сделан список, получивший название Эфесской-Корсунской-Торопецкой Одигитрии. Шалина приводит несколько версий попадания Эфесской Одигитрии в XVI в. в Торопец, однако ни одна из них не противоречит факту, что с указанного времени в Торопце пребывала та самая икона, которая принадлежала ранее Полоцку и была его палладиумом более четырех веков. Из Торопца в 1930-е гг. образ и попал в Русский музей Санкт-Петербурга, где хранился до 2 декабря этого года. В 1992 г. делегация БПЦ МП побывала в Русском музее с просьбой возвратить икону на место ее первоначального пребывания. Однако был получен отказ и вместо оригинала иконы митрополиту Минскому и Гродненскому Филарету был передан ее точный список. Теперь, если речь, по словам руководителя пресс-службы Патриарха священника Владимира Вигилянского, идет о возвращении иконы для поклонения верующих, то в качестве таковых признаются только богатые жители коттеджного поселка закрытого типа. И даже не рассматривается возможность возвращения иконы на ее исконное место, в монастырь, основанный св. Евфросинией Полоцкой, народу, для которого эта икона была написана и прислана из Константинополя! Спасо-Евфросиниевскому монастырю Полоцка приходится довольствоваться выполненной в 1992 г. копией, как довольствуется он и копией креста Евфросинии Полоцкой. С той лишь разницей, что подлинный крест отняла и сгубила советская власть, а подлинная икона, по личной просьбе Патриарха, передана новоявленным нуворишам.

Нельзя ли в таком случае рассматривать подобные "подарки" патриархии (за чужой счет, заметим) как своего рода повторное разграбление церковных ценностей и святынь? Ведь если икона находится в музейном собрании, это, по крайней мере, создает не только условия для сохранения святыни, находящейся не в лучшем состоянии, но и оставляет проблему принадлежности иконы зримо нерешенной, позволяет надеяться на какие-то удовлетворяющие все стороны решения. Среди таковых возможен и вариант, предложенный в обращении к министру культуры сотрудниками Русского музея – размещение иконы "Одигитрия" в отреставрированных церквах Михайловского дворца и Инженерного замка. При этом музейные работники напоминают, что "подобный опыт есть у Третьяковской галереи, где чудотворная икона Богоматери Владимирской XII в. хранится в Никольской церкви".

В любом случае судьба столь важной и для русского, и для белорусского, и для всего церковного народа святыни не должна решаться путем келейного сговора государственных и церковных чиновников, замешанного еще и на каком-то мутном бизнесе.