Библия в белорусском переводе: проблема высокого стиля

Потребность в Книгах Ветхого и Нового Завета, литургических текстах, катехизисах, молитвеннниках, богословских текстах и другой религиозной литературе на родном языке является существенным признаком духовного возрождения каждого народа. Потребность эта вытекает из самих библейских текстов и составляет непосредственную обязанность апостольской деятельности. «Издание Библии или одного Нового Завета по-белорусски было в определённом смысле актом самоутверждения, признания того, что «мужицкий язык», низкородный диалект, презираемый русскими и поляками, был подлинным языком, способным не только выражать мысли поэтического гения, – к примеру, Купалы или Коласа - но и достойным нести послание Слова Божия народу крестьянской Беларуси и всему миру». В 1920-1930-е годы идея перевода и историческая интерпретация на белорусском языке Священного Писания становятся общенациональным делом. Интересовала она таких известных белорусских деятелей, как Антон Луцкевич, Бронислав Тарашкевич, Радослав Островский, Сымон Рак-Михайловский, Гальяш Левчик, Александр Власов, Кастусь Езовитов. В православных кругах в эту работу включились священник Василий Романовский и Сергей Павлович. В протестантских кругах одним из первых, кто обратился к идее национального перевода, был Лукаш Декуть-Малей; он передал свои переводы Нового Завета со старословянского Антону Луцкевичу, и тот увлёкся этим трудом, увидев в переводе не только средство утверждения и признания белорусского языка, пробуждения национального достоинства, но и средство объединения белорусского народа. В среде католического духовенства наиболее активно трудился в этом направлении белорусский римо-католический священник Винцент Гадлевский. В эмиграции переводами библейских текстов занимались о.Пётр Татаринович, Ян Станкевич, о.Лев Горошко, о. Александр Надсон, Ян Петровский, архиепископ Белорусской Автокефальной Православной Церкви Николай (Мацукевич).После соответствующего закона в СССР о вероисповеданиях (1986 г) к переводу Библии обратились Анатоль Клышка, Василь Сёмуха, о.Владислав Чернявский. Наконец, в 2002 г вышел белорусскоязычный канонический текст Библии в переводе Василя Сёмухи. Большой заслугой всех переводчиков является демонстрация лингвистических (грамматических, синтаксических, лексико-семантических) возможностей белорусского языка в жанре библейской истории. Тем не менее, проблема высокого стиля белорусского языка была и остаётся в переводных текстах Библии наиболее актуальной и сложной проблемой для переводчиков и языковедов. Отметим только несколько моментов. Так, Франтишек Скорина для передачи религиозно-церковной терминологии использовал церковнословянскую лексику. Но именно Франтишек Скорина – первый, кто пытался найти белорусские соответствия церковнославянизмам. К примеру: «Збавителю наш, Господи Ісусе Христе… Серце имаши отворёно, хотяй ласку свою всем дати… Ныне молю ти ся… услыши и прими молитвы моя, подай мне ласку свою…”» (Малая подорожная книжица. Вильно, 1522) И поэтому справедливо замечает о.Александр Надсон: «Нет никакой необходимости вводить в белорусский язык слово «благодать», если в ней есть красивое слово «ласка», встречающееся уже у Франтишека Скорины…». Так и сделали в своих переводных текстах Атон Луцкевич (“І ад поўнасьці Яго ўсе мы прынялі ласку на ласку…”. Ян 1, 16.) , о.Винцент Годлевский и о.Владислав Чернявский. (В русскоязычном переводе: “И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать”). А вот у Василя Сёмухи это звучит так: «І ад паўнаты Яго ўсе мы прынялі і мілату да мілаты» (Ян, 1, 16). Различие между «Божай ласкай» и «Божай мілатой», возможно, и не такое уж большое, но в случае с «мілатой» ощущается некоторая искусственность и отвлечённость. Трудно понять, что это такое - «мілата Божая асвячальная», хотя всё становится на своё место, когда мы скажем: «ласка Божая асвячальная».Вообще говоря, наибольшая путаница возникает с церковнославянскими сложносоставными словами, в которых первой частью выступает слово «благо…» и производные от него (слово «благі» в белорусском языке имеет противоположное по смыслу значение ). Так, в Нагорной проповеди Иисуса Христа часто повторяется слово «блаженны» (Мф 5, 3-11). К примеру, в русском переводе: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф 5, 6). Белорусские переводчики предложили несколько вариантов: «Шчасьлівыя галодныя і прагнучыя праўды, бо яны насыцяцца» (А.Луцкевич); «Багаслаўлены, каторыя прагнуць і смагнуць справядлівасьці, бо яны будуць насычаны» (о.Винцент Гадлевский); «Дабрашчасныя тыя, хто жадае і прагне праўды, бо яны спатоляцца» (В.Сёмуха); «Шчасныя тыя, што прагнуць і смагнуць справядлівасьці, бо яны насыцяцца» (о.В.Чернявский). Как видим, попытка найти либо создать соответствие по словообразовательным принципам русского языка не вполне соответствует благозвучности и точности текста («багаслаўлены»), а также высокому стилю в белорусском языке («дабрашчасныя»). По нашему мнению, более приемлемой является форма «шчасьлівыя» (А.Луцкевич), правда, в упомянутом контексте переводчику не удалосьизбежать двусмысленности: «Шчасьлівыя галодныя і прагнучыя праўды…», такая смысловая неточность вызывает ассоциации с физическим голодом.Немалые трудности создаёт перевод слова «благословить». Отец А.Надсон в своих текстах использует термин «блаславіць» и аргументирует это тем, что слово это очаровывает своим благозвучием, белорусскостью, зафиксировано в текстах литературы (Янка Купала и Рыгор Барадулин) и «Толковом словаре белорусского языка» (Мн., 1977. Т.1). Темне менее, не все переводчики признают это слово стоящим внимания и используют слова «багаславіць», что приводит к изменению смысла, или “дабраславіць”, что не вполне соответствует требуемому стилю. А между тем, стиль должен служить полноценному раскрытию смысла и создавать соответсвующий идеал. Тут стоит ещё раз вернуться к Библии Ф.Скорины по поводу эстетического и морально-этического идеала, передаваемого в текстах посредством перевода. Впервые на эту проблему обратил внимание Владимир Конон. Исследователь пришёл к выводу, что в переводах Ф.Скорины явно «прочитываются» два основных источника его мировоззрения и просветительства: Библия в её христианской интерпретации и ренессансная культура с её культом прекрасного и гармоничного. К примеру: «В начале сотвори Бог небо и Землю. Земля же бе неплодна и неукрашена...». В церковнославянской Библии последняя фраза звучит: «Земля же бе невидима и неустроена...» (Быт 1, 1-2). Современные русско- и польскоязычные Библии также не придают тексту характера эстетической оценки: «Земля же была безводна и пуста...». Не создают такой оценки и наши переводчики: «Зямля была пустая і неабжытая; цемра ахутвала бяздоньні. А Дух Божы ўзносіўся над водамі» (о.В.Чернявский); «А зямля была нябачная і пустая і цемра над безданьню, і Дух Божы лунаў над вадою» (В.Сёмуха). Как видим, каждый вариант привносит свой оттенок, иногда удачное: «неукрашена», «над водамі», “лунаў”, а иногда – не вполне точное и не вполне белорусское: «над вадою», «безданьню». И таких примеров, кстати, довольно много: “І так чалавек назваў сваімі імёнамі ўсе жывёлы, і ўсе птушкі паднебныя, і ўсе зьвяры палявыя…” (о. В.Чернявский: Кніга Роду 2, 20); “І назваў чалавек імёны ўсяму быдлу і птушкам нябесным, і ўсім зьвярам польным…” (В.Сёмуха: Быцьцё 2, 20); “А з жэбра, якое выняў з чалавека, Госпад Бог пабудаваў жанчыну і прывёў яе да чалавека” (о. В.Чернявский: Кніга Роду 2, 22); “І стварыў Гасподзь Бог з рабрыны, узятай у чалавека, жанчыну, і прывёў яе да чалавека” (В.Сёмуха: Быцьцё 2, 22). Иногда некоторые слова режут ухо своим совершенно не белорусским звучанием. К ним можно отнести заимствованные из польского слова «Пан Езус» и «Баранак Божы», которые и сейчас употребляются п белорусскоязычных богослужениях в костёлах. Между тем, и о.В.Чернявский, и В.Сёмуха в текстах и Ветхого, и Нового Завета используют слова «Госпад» «Гасподзь». “Ня кожны, хто кажа мне: “Госпадзе! Госпадзе!” увойдзе ў Валадарства Нябеснае…” (о. В.Чернявский: Мф 7, 21). У А.Луцкевича и В.Сёмухи вместо «Валадарства» используется слово «Царства». А у о.В.Гадлевского: “Ня ўсякі, хто мне кажа: “Пане, Пане”, увойдзе ў каралеўства нябеснае…”. Ян Станкевич вместо обращения «Пане» и «Госпадзе» использовал слово «Спадар». В четырёх белорусскоязычных текстах Нового Завета только у о.В.Гадлевского церковнославянское «Агнец» переводится как «Баранак» (“…Вось Баранак Божы, вось, каторы зносіць грэх сьвету” (Ин 1, 29). А.Луцкевич. В.Сёмуха и о.В.Чернявский переводят его как «Ягня Божае», хотя, по нашему мнению, разница между «Агнецам» и «Ягнём» весьма существенна. Агнец – это ягнёнок, предназначенный для жертвоприношения в огне и этим отличавшееся от других ягнят (отсюда и его древнеиндийское происхождение, Agnis - в ведической и индуистской мифологии бог огня, дословно, «огонь»). Понятно, что этимология у этих однокоренных слов общая, но в контексте новозаветной литературы ощущается сбой стиля.При чтении белорусскоязычных текстов Ветхого и Старого Заветов, с одной стороны, можно только гордиться богатством и лексичским разнообразием белорусского языка, что продемонстрировали переводчики, с другой же, хотелось бы отметить, что переводчик обязан тонко чувствовать каждое слово, хорошо знать не только язык оргигинальных произведений и языкперевода, но и быть действительно верующим. Только такая симфония знания и веры может быть гарантом наиболее точной передачи содержания и сущности событий и явлений библейской истории.

По материалам: Трацяк І.І.

Біблія ў беларускім перакладзе: праблема высокага стылю

// Надзённыя пытанні лінгвістыкі (да 75-годдзя прафесара П.У.Сцяцко):

матэрыялы міжнарод. навук. канф; 11 сакавіка 2005 г. – Гродна: Грду, 2005. – С. 94-98.

Источник: Беларуская грэка-каталіцкая газета "Царква" №3 (54), 2008

Перевод на русский язык А.К.