Кто хотел унии?

Продолжение предыдущих записей:

• Лепин против Калиновского (записи в ЖЖ)
• Калиновский: «Я преступник не по убеждению...»
• Многие из немногих

Продолжим статистический экскурс. Теперь о духовенстве.

Православное духовенство литовско-белорусских губерний составляло 11890 человек, католическое было представлено 4198 человеками. Православное духовенство преобладало во всех губерниях, кроме Ковенской, где ксендзы составляли 80% духовного сословия. И вообще 78% католического духовенства было сосредоточено, как вы догадались, в Ковенской и Виленской губерниях.
Для того, чтобы предстать перед российским судом по результатам подавления мятежа от лиц духовного звания многого не требовалось: достаточно было даже оказать помощь раненому повстанцу и чтобы об этом стало известно царским властям – не значит, что за это автоматически лишали сана, ссылали на каторгу и прочее, но тем не менее, степень участия и сочувствия суды пытались выяснить – осуществить своего рода люстрацию: кто служил добровольно и с радостью, а кто с неохотой по принуждению и в каких границах. Сколько судов вообще над лицами духовного звания было произведено – не известно, но известно сколько было осуждено этими судами с применением каких-либо мер – так называемых репрессий. Самая распространенная причина привлечения к суду – зачитывание «Манифеста Национального правительства».
Лица духовного звания среди репрессированных участников восстания представлены также сокрушительным численным превосходством служителей Католической церкви: на долю ксендзов, оставляющих лишь 0,16% населения, приходилось 3,35% репрессированных (или каждый 15-й ксендз). 48,86% репрессированных ксендзов являются уроженцами Ковенской губернии, 20,99% - Виленской, 14,89% - Гродненской, 7,63% – Витебской, 4,58% - Минской, 3,05% - Могилевской. Около 70% всех репрессированных от Католической церкви служили в Ковенской и Виленской губерниях.
Католическое духовенство, особенно низшее, внесло значительный вклад в дело восстания, однако и его не стоит преувеличивать сверх должного в границах обсуждения темы «выбора цивилизации», поскольку, как говорит Зайцев, «Среди репрессированных… [ксендзов] есть лица, виновность которых, как видно из следственно-судебных материалов, заключалась только в прочтении прихожанам манифеста Национального правительства».
Удельный вес представителей православного духовенства среди репрессированных (при таком-то колоссальном его удельном весе!) составляет лишь 0,12%, что, как говорит Зайцев, «Дает основание говорить лишь об отдельных случаях участия его в восстании». Православные всех сословий, и тем более православное духовенство, выступило против восстания – несмотря на то, что огромная их часть в прошлом были униатами, возвращаться назад в унию они не хотели.

В принципе, это признает сам Калиновский и вынужден просто извиваться и передергивать. В Шестом номере «Мужыцкай праўды» он пишет: «Уніяцкія касцёлы, што маскалі забралі, аддаюцца назад уніятам, і хто хоча, мае права хрысціць дзяцей па-уніяцкі да да уніяцкіх ксяндзоў ісці да споведзі і па-старому Богу маліцца, як яшчэ бацькі нашы маліліся (…) Польскі маніхвэст (…) павярнуў унію (…) Дык што ж — цар адказуе, што ў нас мужыкі ўсім давольны, а уніі ніхто не хоча!». Реальность выглядела не так, как хотелось Кастусю: духовенство остается в Православии, а народ идет за своими пастырями. Здесь некому зазывать людей в унию. Поэтому Кастусь включает план «Б» и прямо начинает врать и угрожать: «Паказваюць людзі, што свенты Ойцец аж з Рыму прыслаў ужэ да нас сваё благаславенне (но маскаль яго спыняе) - гавораць, што прышле і ксяндзоў, што будуць прымаці на уніяцкую веру. Тагды, дзецюкі, хто адно верыць у Бога, Яго Сына і Духа Святога, няхай зараз пакідае сызму і пераходзіць на праўдзівую веру дзядоў і прадзедаў. Бо хто не пяройдзе на унію, той сызматыкам застанецца, той, як сабака, здохне». Насчет «сдохнуть, как собака» как всеобщей участи православных Калиновский повторяет дважды в одном письме, вот еще: «[православный] сягодня, як той сабака, жыве без веры і, як сабака, здохне чартам да пекла» (6 номер)
Тема «собачьей веры» (пятый номер), или «схизмы поганой» (см. «Пісьмы з-пад шыбеніцы») - это возврат к антиправославной риторике времен былой Речи Посполитой. Калиновский умалчивает, что тогда и уния была ненамного авторитетнее в глазах «правильных католиков» и рассматривалась лишь как временная и переходная мера конверсии в «чистое» латинство, снисходительно предоставленная для «быдла», за которое держали польские паны простого белорусского мужика – темного и неграмотного, не способного оценить своим скудным умом бонусы от перехода в католичество и в своей неосведомленности относительно основ православия держащегося старых внешних обычаев «из вредности».
«Psia wiara» - это древний и вполне себе расхожий эпитет, к которому должен был быть привычным всякий православный, живший в глухом польско-католическом окружении. И не только глухом: быть оплеванным (в прямом смысле) за свою веру мог быть даже епископ и посреди Вильно, о чем и пишет Ратч. И ладно если только оплеванным…

• «Ночью с 22 на 23 мая 1863 года повстанцы через окно ворвались в дом [священника Константина – S.L.] Прокоповича и стали искать его, однако священник успел укрыться на конюшне. Бандиты «дубинами и прикладами» избили жену, 17-летнюю дочь и 16-летнего сына Льва - ученика Литовской духовной семинарии, угрожая повесить. Перепуганный юноша с веревкой на шее причитал: «Боже мой! Боже мой!» Но повстанцы с насмешками и ругательствами издевались: «Какой твой Бог? Какая твоя вера? Твоя вера - собачья, схизматическая... Подлец, собачья твоя кровь...» (…) «Когда перед смертью отец Константин просил дать ему помолиться, повстанцы с издевкой говорили: «Какой твой Бог? Вы не что иное, как собаки, ваша вера тоже собачья, русская; ваш Бог - русский».

 

Не только неприятие православными идей восстания, не только сотрудничество православных с властями, о котором мы еще поговорим, вызывало агрессию, а сам факт принадлежности к «москальской вере» являлся репрессивным признаком. В грядущем польском царстве не должно было быть ничего «московского» в принципе. В коллекции Миловидова есть такой чудный документик: «Секретная инструкция Центральному Комитету в Варшаве от Главного Революционного Комитета в Лондоне [название структуры, сообщенное каталогизатором организации М.Бакунина, который в 1860-е годы составлял проекты тайных международных соообществ, противопоставленных Интернационалу - S.L.], относительно способов ведения вооруженного восстания». Документ содержит в себе массу указаний по организации партизанской войны и среди прочего содержит и такое: «На всем пространстве изгонять попов и жечь русские церкви, сохраняя молельни».

Кстати, интересным документом, проливающим свет на навязываемую унию и ее национальную самоидентификацию, является и воззвание униатского духовенства Царства Польского (уния там сохранилась) к православным священникам Белоруссиии и Литвы: «Ах! Братья, мы в Польше отстояли свою веру и до сих пор храним ее… О, восстаньте от грехов, опомнитесь, вы рождены вашими матерями полячками, которые вас питали своей грудью, проводили беспокойные ночи над вами, чтобы воспитать вас сыном отечества и добродетельных пастырей народа…» и далее про «наше отечество Польшу»…

Как мы видим, повстанцы активно разыгрывали религиозную карту, потому что в патриотической войне она всегда козырная. Калиновский понимал, что католичество, как средство мобилизации для белорусского крестьянина, совсем не подходило, православие – тоже. До идеи возврата под омофор Константинополя (Турция тогда была симпатизантом Польши, кстати) Кастусь не додумался, как и до темы автокефалии – политтехнологии были еще не те. Он решил сделать ставку на скрытое и неосознанное по Фрейду желание литвинов вернуться в унию и сокрушительно проиграл: такого желания не оказалось в значимых для статистики размерах, ввиду чего религиозная программа восстания на белорусско-литовских землях  была с треском провалена. Мятеж стал просто токсичным для православного сознания, и участие в нем мог позволить себе только тот, для кого православие не было чем-то лично значимым. Православные не могут поддерживать антиправославное, оставаясь православными – разве только по недомыслию, ввиду угроз или причиненного им насилия.
Расчёты и методы Калиновского показали, насколько он был далек от реального народа, его чаяний и нужд – это несмотря на то, что он так много про него читал у Герцена и даже сам был не прочь побродить по округе в крестьянской рубахе. Как так могло случиться? Виной всему, вероятно, его референтный круг общения: Кастусь сделал ошибочный переход в обобщениях от своих единомышленников-литвинов ко всему народу. Ребята, мир не таков, каким он кажется из записей Фейсбука ваших френдов.

И еще. В своей «Мужыцкай праўде» Кастусь писал от имени белорусского крестьянина-униата, кем он, разумеется, не был. Но по тому, как он имитировал нашего мужика и с каким строем мысли обращался к нему посредством своего лирического персонажа, не так сложно понять, кем он его, мужика, себе представлял: недоразвитым олигофреном с чувством юмора ректального уровня. Оцените такой пассаж из первого номера: «Парабілі канцылярыі, зрабілі суд, як бы гэта не ўсё роўна браць у сраку чы з судом, чы без суда…».  Я уже не говорю про обещания о жизни без панов, налогов, пошлин, трудовых повинностей, «призыва» в армию, но с бесплатной раздачей земли, всеобщим шляхецтвом, и правительством, которое, «как у пранцузов», только и делает, что слушает простого мужика. Просто живи себе, одним словом, ни о чем не думай и радуйся! Любой знакомый с экономикой и политикой человек понимал, что это ложь, и она неосуществима. Понимали это и белорусы, с которых в реальности повстанцы сдирали деньги и имущество, террором принуждали к повиновению, да насильно рекрутировали. Понимал это и Калиновский, и поэтому, по справедливому замечению А.Гронского, в газете «Chorągiew swobody», рассчитанной не на холопов, а на ополяченное дворянство и горожан, принцип равноправия тоже декларируется, но, в отличие от «Мужицкой правды», уже «без ущерба для чьей-либо собственности». Главное пообещать каждому свое, и не важно, что эти обещания не только неосуществимы, но еще и несовместимы между собой.

Уверен, что неправильно Январское восстание называть даже «польско-католическим», как это часто бывает: оно просто польское. Не только православные, но и многие католические священники (большинство: каждые 14 из 15-ти!) на территории Белоруссии и Литвы отказали повстанцам в поддержке, а один из них даже был убит. Причины такого игнора восстания белорусским католическим духовенством требуют отдельного изучения. В первую очередь, нужно вспомнить об обращении руководства Виленской диоцезии в сентябре 1863 года к мятежникам с призывом воспользоваться объявленной амнистией и поступать в отношении Российской власти согласно учению Римско-католической церкви: уважать, почитать, повиноваться, трудиться и горячо молиться за российского императора – в указе не было написано, искренний он или нет, но он был указом.
Но я предполагаю, что у ксендзов-белорусов тоже были реальные, так сказать, искренние основания для пророссийского консерватизма: и они в свое время неплохо поживились от дербана Униатской церкви; как это я уже отмечал в прошлый раз, они по факту являлись представителями титульной нации (те, что не полонизировались окончательно, конечно), ну и… их лояльность приносила им немалые дивиденды. Когда, например, многодетное православные духовенство жаловалось Николаю I на мизерные доходы и приводило в пример бездетных ксендзов, которые по факту получали больше, то царь ответил что-то в стиле «гостям у нас всегда подают лучшее».
Вероятно, не только православные, но и католики среди наших предков ощущали попытки манипуляции их религиозным чувством. Посудите сами. Людвиг Лимановский (не участник восстания, но сочувствующий ему в ссылке современник) так характеризовал религиозные воззрения идеологов восстания, основываясь на воспоминаниях повстанцев: «В наших провинциях народ был крепко привязан к своей вере католической, к своей польской вере, как он сам ее называл, к своему костелу; и в костеле мы чувствовали себя наиболее духовно соединенными с этим народом, освобождение которого в наших мечтах и в наших мыслях сливалось совершенно с освобождением порабощенной Отчизны. Народность была источником и основанием нашей религиозности, в ней не было ни фанатизма, ни клерикализма; безразличны для нас были церковные догматы и священство теряло для нас всякое достоинство, если не разделяло наших устремлений»...
Атеисты бывают не только православными, но и католическими. Когда они пытаются мотивировать и даже пришпорить тебя твоей верой, то всегда инстинктивно настораживаешься и охотнее становишься в позу, чем соглашаешься.

И это Лимановсий говорит о польском населении, среди которого восстание действительно было совершенно другим! Но, согласно статистике Зайцева, по мере удаления от ковенских границ на восток и юго-восток поддержка восстания катастрофически падает – причем падает среди всех сословий, не только среди духовенства.
Тут уместно будет рассмотреть и пример Василя Герасимчика из истории Гейнса, который сражался против мятежников под Коцком, Калишем и Семятичями и отмечал, факты «упорного равнодушия к нам крестьян во все время борьбы». «Это равнодушие шло настолько далеко, что… многие русские крестьяне принимали участие в восстании». Нужно просто посмотреть на карту, где находятся эти города, и вопросы отпадут сами собой. Я понимаю, что русскому генералу оказалось очень обидным не найти поддержку «русских» за 200 км на запад за Варшаву, но все же.
Аналогичной ситуация сложилось и на Руси – т.е., Правобережной Украине. В восстании приняли участие представители только католического клира, и репрессиям там подвергся каждый 18-ый католический священнослужитель. Представители духовенства других сословий на стороне инсургентов участия не принимали.
Подобная тенденция проявляет себя и в случае даже с латышами, которые, по свидетельству Зайцева, «встали на сторону карателей».

Но национальный состав репрессированных повстанцев не является темой этой серии – мы его рассмотрели в прошлой. Сегодня мы рассмотрели сословный состав и то – только на уровне духовенства. В заключение осталось представить еще общую религиозную статистику восстания в СЗК. Если говорить о вероисповедании всех репрессированных повстанцев и сочувствующих в отвлечении от их сословия и национальности, то 95,11% из них были католиками. Православными были лишь 3,15%. Причем 55,77% всех репрессированных всех религий приходится именно на Ковенскую и Виленскую губернию.
Количество репрессированных является очевидным показателем активности восстания в регионе. Если бы из так называемого Северо-Западного края, представляющего собой на карте Российской империи шесть губерний Белорусского и Литовского генерал-губернаторств, вычеркнуть все земли, которые сейчас не входят в состав Беларуси (Ковно, Вильно, Латгалия, Белосток, Бельск-Подляски, Сокулка и пр.), то мы вообще могли бы сказать, что восстание прошло в нашей истории чуть больше, чем по касательной, и, стало быть, если и ставить вопрос о переносе останков Калиновского из Вильнюса, то разве что в сторону Каунаса и явно не белорусам.

Василь Герасимчик пишет, что православные так поддерживали восстание, что к нему присоединилось аж 14 священников, и чуть ли не по именам начинает перечислять тех повстанцев, относительно которых известно, что они были православными.
Во-первых, я не верю в существование этих 14-ти панфиловцев – их реальное наличие не подтверждается списками репрессированных. Думаю, что эта цифра восходит к творчеству Яна Позняка, который в 30-х годах вообще утверждал, что среди повстанцев было 40% процентов православных  – от фонаря, разумеется, но с конкретной и актуальной задачей отстаивания прав белорусов во времена Второй Речи Посполитой. Гипотетически могу допустить, что к 14 священникам были отнесены неназванные представители духовного сословия, к коим относили всех членов священнических семей и семинаристов. Но это лишь моя теория ad hoc.
А во-вторых, допустим, что их было действительно 14 или даже 15, а то и все 16. Много это или мало? Для двухподъездной девятиэтажки в райцентре, конечно же, много. Однако такими методами и такой статистикой можно доказать, что Католическая Церковь поддерживает гомосексуальные браки и… да, в принципе, всё можно доказать таким образом! Например, даже то, что БПЦ широко поддерживает героизацию Калиновского, потому что на его перезахоронении было аж целых два ее клирика. Эти методы будут очень странными, основанными на ошибке сообщения частности всеобщего значения.

Монахи в разных статистиках учитывались по-разному. Не буду уходить в частности, а только замечу, что приведенная Василём история монаха Феодосия Дыминского тоже выглядит очень странной и неестественной: Дыминский принимает постриг в Вильно, подвизается в Супрасле, но участвует в восстании как монах Жировицкого монастыря (кстати, оказавшего всестороннюю поддержку царскому правительству в борьбе с повстанцами). Этот человек вообще очень здорово напоминает монаха «шаталовой пустыни», и факт его реальной принадлежности к православному клиру и монашеству я бы оставил под большим вопросом. Такие черты биографии безызвестных персонажей появляются, как правило, для того, чтобы сбить с толку всякого желающего навести какие-то справки. Но, опять же, даже если и… Пусть!
Умилительным получается в статье Василя и образ священника Николая Мороза, который в ответ на выказанное ему нежелание примкнуть к бандам повстанцев, говорил несогласным, что «За это можно получить и пулю в лоб». Добрый такой батюшка, сразу видно: человек от Бога и умеет убеждать…

В заключение я лишь призову своего любезного читателя быть очень осторожным в вопросах приготовления коктейлей из религии и политики. Проще говоря, всё, что вы скажете против Православия, будет использовано против вас православными тогда, когда вы захотите их поддержки. История Калиновского учит.
Если вам не нужна поддержка православных, то в наших реалиях это говорит о том, что вам вообще не нужна никакая поддержка. Вас просто кто-то использует в своей игре в качестве токсичных форумных вонючек для создания в нашей стране образа поднимающих голову «бандеровцев» и компрометирования идеи независимости Беларуси.

продолжение следует

Источнк:  ЖЖ автора.