Тайна Хорошего Общества (над страницами Caritas in Veritate)

Недавно были опубликованы впечатляющие фотографии Аральского моря, сделанные из космоса на протяжении последних 20 лет. Перед глазами – развитие катастрофы, которая носит гуманитарный характер, причины которой известны, бесспорны и очевидны. Море фактически исчезло – на это понадобилось всего лишь в течение 25 лет ограничивать сток вод Амударьи в его бассейн, направляя речные воды на хлопковые поля. В этой катастрофе замечательно то, что за ней не стоит некий конкретный злодей, вину за нее нельзя приписать какому-то определенному человеку, вина оказывается распределенной между огромным числом людей. Причем эти люди были убеждены, что они делают очень-очень хорошее дело. Кто-то планировал увеличить площадь обрабатываемых земель – "отвоевать место у пустыни", "дать работу людям", "валюту – стране". Кто-то проектировал каналы, отводящие воду из центрально-азиатских речек. Кто-то – сидел за рычагами экскаватора. Кто-то – готовил строителям каналов обеды... Каждый делал свою маленькую безвинную и иногда – героическую работу. Но вся эта работа сложилась в дело образования соленой пустыни на месте Аральского моря, сложилась в вымирание рыбы, обезлюживание городов и сел, в рост заболеваний… Конечно, кто-то принимал последнее решение, но он тоже – всего лишь принимал решение.

Арал – хорошая иллюстрация распыления ответственности в современном сложном обществе, деперсонализации социального действия, приобретения злом объективного, факторного характера, когда все, что бы ты ни делал, заканчивается плохо. Таково общество модерна, испытывающего огромные трудности в отношении рефлексии своих действий, и то и дело сталкивающегося с ненамеренными последствиями. Одна из самых остроумных теорий о вымирании динозавров состоит в предположении о наличии у динозавров очень медленной нервной системы – мозг этих рептилий обрабатывал информацию неспешно, электрические сигналы по нервам передавались заторможено – так, что динозавр, которого начинали есть с кончика хвоста, чувствовал боль только к середине пирщества, когда участники обеда принимались за его ребра. Это метафора общества модерна.

В таких обстоятельствах зло становится одним из трудно замечаемых факторов – рукотворных, анонимных, неизбежно присутствующих в социальной жизни – и, по-видимому, никак не связанных с действием определенного человека. Виновата ли кухарка, готовившая обеды строителям каналов в окрестностях Амударьи в экологической катастрофе? А сами строители каналов? И можно ли ограничить человеческую ответственность только пределами "семьи", "трудового коллектива". На какое пространство ответственности может претендовать человек? Ответственен ли человек вообще за что-либо?

***

Третья энциклика Папы Римского Бенедикта XVI посвящена интегральному человеческому развитию, - теме, которая была начата Папой Павлом VI в энциклике Populorum Progressio, в которой Папа обращался к "правде, которая позволяет мужчинам и женщинам выйти за пределы их субъективных мнений и впечатлений, и двигаться вне культурных и исторических ограничений к согласию в определении ценностей и сути вещей". Речь идет о восстановлении вкуса к социальному действию, веры в смысл своего любого действия, обязательно имеющего последствия и превышающего какие-то минимальные компетенции, которыми человек желал бы ограничить свою ответственность.

Энциклика позволяет войти в роскошь употребления слов, которые словно бы потеряли значение, но вдруг приобретают древнюю силу и способны придавать силы. Контекстом для энциклика выступает диагноз таких современных социальных философов, как З. Бауман, согласно которому "хорошее общество" как будто бы умерло, – и как концепция, и как социальная практика. Однако Папа сообщает, что эта эра еще не закончилась – она постоянно возрождается – но не через реанимацию социальных программ государства (всеобщего благоденствия или социалистического или социального), – а через социальное персональное действие и перераспределение ответственности и компетенции в пользу малых – народов, сообществ и людей. И Папа очерчивает пространство, в котором идея хорошего общества все еще жива, и не помышляет о своей смерти. Это область мысли и действия отдельных людей. Которые может быть – просто тугодумы – и не замечают, что время как бы закончилось. А может быть, напротив, они очень быстры – и острее реагируют на боль, которая терзает всех. Но тем самым они тянут это время и продолжают жизнь "хорошего общества", органично связанного с христианским укладом жизни и христианским благовествованием.

***

Хорошее общество – это не определенные институты и техники управления, не система перераспределения национального продукта. Название энциклики – это указание, что хорошее общество – обитает там, где обитает правда, которая является формой любви, имеющей конечно, персональное измерение.

В этой связи Энциклика совсем по-особому может прочитываться в Восточной Европе, в которой на протяжении последних 20 лет наблюдается последовательная реализация попыток христианизации, понимаемой как институциональное строительство и внедрение техник влияния Церковной иерархии на государственную политику, что на деле, впрочем, приобретает характер поиска Церковью сильных средств – участия в светской власти и покровительства светского сюзерена. Энциклика же обращена к потерявшимся в современном мире христианам, обозначая круг их личной ответственности, которую нельзя распылись и делегировать кому-либо другому.

***

Энциклика – это результат осмысления заповеди о любви друг ко другу. У этой заповеди нет конфессиональных и любых других границ. Вместе с тем, это очень сложная заповедь. Часто совершенно непонятно, как можно любить. Еще более непонятно, как конвертируется эта персональная любовь в определенное социальное действие и как она может образовывать социальные формы и входить в социальные формы – современные корпорации, к примеру, современные государства? Как должно выглядеть сегодня социальное действие христианина? Насколько автономными являются современные функциональные системы – рынок, политическая сфера, культура? Может ли в эти сферы проникать заповедь о любви? Это главные проблемы, которые разрабатываются в социальной науке Церкви. Потому что любить – нельзя заставить, потому что там, где насилие – не может быть любви, потому что можно придумать хитроумные механизмы, но они все равно остаются Франкенштейном, не умеющим чувствовать. И мы не можем создать без ущерба для общества технику, избавляющую от ответственности.

Социальная наука Церкви ищет сопряженные с любовью принципы социального устройства – которые позволяли бы сохранять человеческую свободу и вместе с тем, обеспечивали бы ответственное социальное действие. Таковы принципы солидарности, субсидиарности, справедливости и персонализма, составляющие бесценный вклад Церкви в современную социальную мысль и творчески преобразующие человеческий мир. Эти принципы в настоящее время почти неизвестны Восточной Европе, что составляет главное отличие Беларуси, Украины (в меньшей степени), Молдовы, России от "Запада". Эти принципы не проникают в восточно-европейское право, в административную систему, в экономику, в социальные практики, о них не пишутся ученые диссертации, они не популяризируются. Энциклика Папы Бенедикта XVI представляет интерес в Восточной Европе еще и потому, что восполняет лакуну, образовавшуюся в диалоге Православной Церкви и общества, в котором отсутствуют темы индивидуального участия и индивидуальной ответственности в современных социальных процессах, и основное внимание уделяется теме отношений Церкви и государства, с неизбежной технологизацией таких отношений, когда главными принципами для человека объявляются патриотизм, "послушание" и "личное благочестие".

***

В фильме о Дживсе и Вустере – есть сцена в которой перед прихожанами, собравшимися на благотворительный концерт, последовательно выступают Вустер, его друг Глоссоп и какая-то знаменитая сопрано. Их номера следуют один за другим, но с небольшими перерывами, исключающим то, что каждый их них слышит выступление предыдущего певца. Больше всего везет Вустеру – он первым поет песню "Sonny Boy" – страшно не нравящуюся публике – под шум и улюлюканье он героически доводит номер до конца. Он успевает покинуть сцену как раз в то время, как слушатели успевают вооружиться яйцами и овощами. Вслед за ним выступает Глоссоп – с той же песней, – и ему достается град яиц и гнилой капусты. Позже приезжает гвоздь программы и запевает ту же песню – сразу же получая от публики морковку и помидоры, летящие на ее меха и вечерний наряд.

Это реакция на банальность и ложь… Публика ее отвергает – и в ней не находится ни одного сочувствующего сердца. Истина же и правда – никогда не банальны, они всегда вызывают интерес, – потому что они рассчитаны на участие и вовлечение. Правда и истина – живые и неожиданные. Они вызывают желание подтягивать и петь вместе. Энциклика говорит о связи между любовью и правдой. Правда делает любовь не абстрактным явлением, не занудной песней о любви, а реальностью, которую необходимо формировать и которая представляет подлинный человеческий мир, которые не может возникнуть без меня.

Энциклика определяет место во времени – место актуальных вопросов для этой любви и правды. Актуальные вопросы – выживание и личное спасение. Но актуальные вопросы – также достоинства и свободы, и спасение – не в границах изолированного личного мирка – а спасение с другими людьми, среди которых ты живешь, и которые составляют для тебя подлинное и реальное человечество. Энциклика предупреждает христиан об опасности превращения христианства в религию – замкнутую систему религиозных отношений – одну из функциональных систем современного общества. "Быстрое увеличение различных религиозных "дорожек", привлекая маленькие группы или даже отдельных людей, дает начало разделению и разъединению. Один из возможных отрицательных эффектов процесса глобализации – тенденция поощрения разнообразных форм "религии" что, вместо того, чтобы примирять людей, отчуждает их от друг друга и дистанцирует их от действительности. Некоторые религиозные и культурные традиции ожесточают общество, замыкая его в жесткие социальные группировки, в магические верования, которые не в состоянии уважать достоинство человека, и покоряя людей неким тайным властям".

Энциклика утверждает, что актуальным является не изолированное благочестие, – а построение Города, – что Церковь благовествует не просто отдельной личности – но благовествует этой личности о любви – связывающей многих в один Город. Но при этом Церковь не посторонняя по отношению моих отношений с другими людьми, не посторонняя политике, институтам, экономике – всем сложным структурам, объединяющим людей. Именно мои отношения с другими людьми – тайна хорошего общества и спасения.

***

Энциклика напоминает христианам о том, что Церковь – это глобальная структура, что глобализация – это не хорошо и не плохо, и что Церковь и ее деятельность направлены на то, чтобы глобализация приносила благо. “Глобализация, априорно, ни хороша, ни плоха. Она является тем, что люди делают из нее. Мы не должны быть ее жертвами, а скорее его главными героями, действующими в свете разума, руководимыми милосердием и правдой". Энциклика напоминает о том, что христианство – не ограничено местными национализмами – великими и малыми, она напоминает, что христианство мыслит персональными и глобальными категориями, и для него бесконечно важен тот мир, который выстраивается в границах индивидуальных практик.

***

Можно выделить несколько интеллектуальных традиций, с которыми ведет диалог энциклика, и которые являются для нее контекстами. Одна – это теория капитализма, в том числе осмысление капитализма католическими богословами (среди которых один из наиболее ярких – Майкл Новак и, к примеру, круг исследователей, объединенных институтом Эктона). Церковь борясь с капитализмом и осуждая его, лучше узнавала его и находила точки пересечения. Капитализм решает совершенно по-особому проблему справедливости, усиливая значение индивидуального труда, творчества и ответственности. Другой контекст энциклики – это теория справедливости Джона Роулза – центральная для ХХ и ХХI века. Третий – это уникальные размышления о современном положении рабочего и организации экономических отношений Симоны Вейль. Четвертый – особенности технологического сознания и утилитаризм.

***

Папа определяет связь, которая существует между любовью и справедливостью. Ubi societas, ibi ius: каждое общество составляет его собственную систему справедливости. Но эта справедливость имеет внутреннюю структуру, которая делает справедливость подобной самой себе в разных обществах. Только любовь выходит за пределы справедливости, сохраняя с ней связь, потому что тот, кто должен любить – должен дать эту любовь, предложить то, что "мое" другому; а для этого необходимо также обладать чувством справедливости, которое побуждает нас давать другому то, что принадлежит ему, что мы не только можем, но и обязаны дать. Я не могу "дать" то, что "мое" другому, без первичного представления о том, что является принадлежащим другому по справедливости. Так справедливость оказывается неотделимой от любви. Справедливость – это первичный путь милосердия или, по словам Павла VI, “минимальная мера”. С одной стороны, любовь требует справедливости: признания и уважения законных прав людей и народов. В этом и может заключаться стремление строить земной город согласно закону и справедливости. Справедливость оказывается тем принципом, который может реализовываться в политике и экономике, обеспечивая их соответствие заповеди любви. Вместе с тем, принципы правового государства и социального государства оказываются не случайными, но очень важными с точки зрения организации хорошего общества, чуткого к христианским заповедям. Они – не случайно сформированные модели, а результат осознанного творчества, учитывающего человеческую свободу и достоинство и ответственность человека и его социальную природу.

С другой стороны, любовь восполняет справедливость и завершает ее в логике дара и прощения. Земной город проникнут не просто отношениями прав и обязанностей, но еще в большей степени отношениями бескорыстия, милосердия и общения .

Отсюда следует очень важный вывод о роли государства. Энциклика соглашается с утверждениями Джона Роулса о том, что государство призвано поддерживать справедливую структуру общества, а не навязывать гражданам определенный образ жизни и тем более – некую идеологию и систему ценностей. Право на религиозную свободу в этом случае подлежит очень широкому истолкованию. Религиозная свобода исключает всякого рода насилие в отношении граждан со стороны государства. Насилие внедряет тормоза в подлинное развитие и препятствует развитию народов к большему социально-экономическому и духовному благосостоянию. Это утверждение применяется равно к терроризму, мотивированному фундаментализмом, – которые производит горе, разрушение и смерть, затрудняют диалог между нациями и отнимают их жизненные ресурсы, – и к насилию со стороны государства, когда оно, к примеру, продвигает, преподает, или налагает формы практического атеизма, – чем лишает граждан моральной и духовной силы, которая является обязательной для того, чтобы достигнуть интегрального человеческого развития. Дело государства – это обеспечение действия права и реализация справедливости. Джон Роулс многократно обсуждает причины, по которым государство должно действовать тем или иным образом. К примеру, оно может гарантировать свободу слова не потому, что свободные политические обсуждения предпочтительнее безразличия к общественным делам и что они способствуют общему благополучию, а в силу того, что свобода слова позволяет гражданам выбирать свои цели и выражать свои взгляды. От выбора модели описания мотивов политики, меняется содержание политики. Предпочтительной моделью является та, в которой государство выступает нейтральным арбитром в конфликтах и спорах индивидов, имеющих различные представления о благе. Государство не должно отдавать предпочтения ни одной из индивидуальных позиций. О таком нейтральном – и потому могущим обеспечивать справедливость государстве – говорит и энциклика.

***

Церковь в этом случае оказывается также ограничена в технических средствах вмешательства в жизнь государства и общества. Она является только одним из многих субъектов социальной жизни. Церковь не имеет технических решений всевозможных проблем, которые стоят перед обществом. Но Папа напоминает, что Церковь имеет "миссию правды – достигать ее – каждый новый раз в новых обстоятельствах обстоятельства, для общества, которое выстраивается в человеческом измерении, с уважением к человеку, к его достоинству, и его призванию". Без правды легко пасть в текучую эмпирию и скептическое представление о жизни, неспособной к развитию социальной практики из-за отсутствия интереса к ценностям, из-за нахождения в параличе и неспособности суждения и исправления положения. Преданность человеку требует преданности правде, которая одна является гарантией свободы и возможности интегрального человеческого развития. И Социальная доктрина Церкви – это специфическое измерение провозглашения правды: она часть службы правде, которая освобождает нас.

В таком контексте глобализация вовсе не означает непреложной необходимости концентрации власти на глобальном уровне. Напротив, глобализация может способствовать становлению правовых государств, становлению справедливой системы общественного порядка, уважения к правам человека, демократизации – именно потому что она запускает механизмы перераспределения полномочий между многими уровнями власти, что требует правового оформления и достижения справедливых соглашений… В таком случае глобализация является лучшим механизмом сохранения разнообразия культур, семьи и хорошего общества.

Папа обращает внимание на обстоятельство, являющееся важным условием положительных эффектов глобализации – становлении системы длительных обязательств, исключающих случайный и лишенный ценностного измерения характер отношений.

***

Еще один тезис Энциклики посвящен братству. Общество становится все более объединенным, – в глобальном и местном измерении. Это делает нас соседями, но не делает нас братьями. Братья, сестры – выражение, которое часто повторяется в Церкви, но которое является часто лишь формальностью, – куплетом "Sonny Boy" – потому что за ним не скрывается никакое реальное братство – в лучшем случае – толпа равнодушных соседей.

Папа размышляет о братстве в контексте страдания и бедности. Капитализм нашел как будто бы рецепт от бедности. Экономический рост, который мы наблюдаем в мире последние 250 лет создан капитализмом. Он освободил миллиарды людей от страдания и голода. Однако рост сопровождается сбоями и очень драматическими проблемами, которые современным кризисом разве что более ярко обозначились, но существовали и до кризиса. Это неукорененность, потерянность. незащищенность, неуправляемые технические силы, отменяющие значение человека, – как находящегося наверху экономической системы, так и находящихся глубоко внизу, – глобальные взаимосвязи, оказывающие разрушительное влияние на местную реальную экономику, бегство спекулятивного финансового капитала, вызывающее социальные потрясения, крупномасштабное перемещение народов, часто вызываемое некоторым специфическим обстоятельством, которому затем уделяется недостаточное внимание, нерегулируемая эксплуатация ресурсов земли. Эти проблемы не позволяют абстрагироваться от природы человека при употреблении технических средств решения проблем. Но решение этих проблем не лежит в плоскости поиска других более совершенных технических средств, но находится в пространстве поиска возможностей обеспечения человеческого измерения в уже существующих структурах.

Одной из самых глубоких форм бедности, которую человек может испытать, является изоляция. Если мы пристально смотрим на другие виды бедности, включая материальные формы, мы видим, что они рождаются из изоляции, от того, что кто-то был нелюбим, отчужден, отстранен, исключен. Парадоксом является то, что от изоляции могут страдать и господствующие классы современного мира. Бедность часто возникает через отклонение любви Бога, – основной и трагической тенденцией человека замкнуть свою жизнь на себе, желая быть самостоятельным или представляя себя просто незначащим и эфемерным фактом, "незнакомцем" в случайной вселенной. Человек становится чужим, когда он является одним, когда он отделен от действительности, когда он прекращает думать и верить в основу и смысл. Все человечество становится чужим, когда слишком большое доверие сообщается в обычные человеческие проекты, идеологии и ложные утопии. Сегодня человечество кажется намного больше открытым к диалогу, чем в прошлом: это разделенное чувство того, что необходимо быть ближе друг другу, чтобы преобразоваться в истинную общину. Развитие народов зависит, прежде всего от признания, что человеческий род – единая семья, сотрудничающая в истинной общине, не просто группа субъектов, которые случайно живут рядом.

***

Энциклика, напоминающая о глобализме христианства, дистанцируется от тезиса о равенстве культур. Принцип справедливости не может быть примирен с тезисом о равенстве культур. Иначе говоря – есть культуры, требующие осуждения и коррекции. В некоторых бедных странах культурные модели и социальные нормы поведения, препятствуют процессу развития, сохраняются и культивируются. Этих культур множество, но энциклика отмечает те из них, которые препятствуют социальному участию в политике и экономике. Энциклика говорит о новых формах обязательств, которые позволили бы социальным субъектам обращаться к вызовам сегодняшнего мира. Речь идет о перераспределении компетенции, в результате которого можно более четко определить роль социальных властей, расширить формы политического участия, национального и международного, которые появились через деятельность организаций, работающих в гражданском обществе. Энциклика продолжает в этом тезисе диалог с демократией, отдавая предпочтение ей как форме, наиболее отвечающей справедливости в современном мире.

***

Папа обращает внимание на важность систем социального обеспечения в современном мире, которые механически обеспечивают социальную солидарность. Однако сегодня эти системы находятся под угрозой, и могут потерять способность выполнять свою задачу. И в этом случае мы можем наблюдать падение социальной солидарности, потому что граждане остаются бессильными перед лицом этих рисков; такая беспомощность усилена нехваткой эффективной защиты со стороны ассоциаций рабочих и профсоюзов. Этот подход к критике социального государства особенно интересен в Восточной Европе, в которой так модны технологические идеи корпоративного государства, обеспечивающего механическую социальную солидарность и подавляющего социальное многообразие и совершенно игнорирующее этические и гуманитарные проблемы.

Также в энциклике обращается внимание на трансформацию системы образования, доступ к которому не только должен быть расширен, но и сама концепция образования должна быть пересмотрена. Образование не может быть сведено только к процессу внутри классной комнаты, но охватывает все формы передачи социального опыта – формирующего интегрального человека. Это очень хороший тезис для осмысления трансформации образования в Восточной Европе, которое год от года теряет множество гуманитарных составляющих. В этом отношении, есть проблема, которая должна быть выдвинута на первый план: чтобы обучать, необходимо знать природу человека, знать, кем является этот человек. Усиливающийся релятивизм в этой области угрожает образованию, особенно - этическому образованию, подвергая опасности его универсальный характер. Уступка релятивизму делает каждого более бедным и имеет отрицательное воздействие на эффективность помощи самым нуждающимся в этой помощи, которые испытывают недостаток не только в экономических и технических средствах, но также и образовательных методах и ресурсах.

***

Главная угроза, которая вырастает из сегодняшней системы экономических отношений и кризиса – это бедность и изоляция. По сравнению с жертвами индустриального общества в прошлом, сегодняшняя безработица вызывает новые формы экономической изоляции , и текущий кризис может только сделать эту ситуацию хуже. Бездействие или зависимость от общественной или частной помощи в течение длительного периода – подрывает свободу и творческий потенциал человека и его семьи и социальных отношений, вызывая большое психологическое и духовное страданию. Традиционные сети солидарности грозят своим распадом, и существует потребность нахождения новых форм солидарности.

Папа напоминает в этой связи каждому, особенно правительствам, занятыми пополнением всемирных экономических и социальных активов, что первичный капитал, который должен быть гарантирован и оценен – это человек, – в его или её целостности: “Человек – источник, центр и цель всей экономической и социальной жизни” .

И это не просто пустая фраза. Парадоксально, голод и отчуждение, не так зависят от нехватки материальных вещей, как от нехватки социальных средств, самые важные из которых являются нематериальными и часто – техническими. Например – отсутствие сети экономических учреждений, способных гарантировать регулярный доступ к достаточной еде и воде. Говоря о человеке, как центре экономики, можно не просто одеть его и накормит – гораздо важнее обустроить эту самые экономические учреждения. Это может быть сельские инфраструктурные сооружения, ирригационные системы, транспорт, организация рынков, развитие и распространение сельскохозяйственных технологий, которые помогут лучше использовать человеческие, естественные и социально-экономические ресурсы, которые более доступны на местном уровне. Все это должно быть достигнуто с вовлечением местных сообществ в процесс выбора решений, которые затрагивают использование пахотной земли, новых возможностей, которые открываются через надлежащее использование традиционных и инновационных методов сельского хозяйства… всегда предполагая, что они могут быть оценены после достаточного испытания, и быть соответствующими окружающей среды и потребностям этого народа.

***

Энциклика признает достоинства капитализма. В климате взаимного доверия, рынок – экономическое учреждение, которое разрешает столкновение между людьми, поскольку они – экономические субъекты, использующие контракты для регулирования своих отношений, – так они обменивают товары и услуги эквивалентной ценности между собой, чтобы удовлетворить свои потребности и желания. Рынок подчинен принципам так называемого коммутативного правосудия, которое регулирует отношения предоставления и получения между сторонами в сделке. Но социальная доктрина Церкви выдвинула на первый план важность дистрибутивного правосудия и социального правосудия для рыночной экономики, не только потому, что это нас помещает в границы более широкого социального и политического контекста, но также и из-за более широкой сети отношений, в пределах которых этот принцип работает.

Вообще расширение числа субъектов политики и экономики – главное послание Папы. Фактически, если рынком управляет исключительно принцип эквивалентности и цены обмененных товаров, это не может произвести социальное единство. Без внутренних форм солидарности и взаимного доверия, рынок не может полностью выполнить его надлежащую экономическую функцию. И сегодня мы сталкиваемся миром, в котором прекратилось доверие, и вот оказывается, что потеря доверия – серьезнейшая потеря.

Социальная доктрина Церкви считает, что подлинно человеческие социальные отношения дружбы, солидарности и взаимности могут присутствовать в пределах экономической деятельности, а не только снаружи или "после того, как". Экономическая сфера не является этически нейтральной. Она – неотъемлемая часть человеческой деятельности и точно потому что это является человеческим, должна быть структурирована и управляема в этической манере.

И когда Папа пишет о новых формах участи я и перераспределения полномочий, он вступает в диалог с традицией, которой в ХХ веке придала силу и убедительность Симона Вейль. Папа говорит о пересмотре модели долевого предприятия. Риском для фирмы Папа называет подчинение интересов фирмы интересам инвесторов, что существенно ограничивает социальную ценность фирмы. Фирма все более становится независимой от директората, рабочих, поставщиков, территории, социальных связей. Более дальновидные модели, тем не менее, учитывают связи между предприятием, территорией и населением, что превращает инвестицию не только в технологический акт, но и в этический акт. Предприятие вовлекает в социальную практику широкий диапазон ценностей, которые подлежат осмыслению и развитию. Деловая деятельность имеет человеческое значение, она – должна быть понята как личное действие, акт персоны, в который каждый рабочий должен иметь шанс сделать свой вклад, зная, что в некотором роде “он работает "для себя”. Павел VI учил, что “каждый, кто работает, является творцом” . Это ответ на потребности в достоинстве рабочего, и тех потребностей общества, в определении новых форм предприятия, не сводящегося только к простому различию между "частным" и "публичным".

***

Особое место в энциклике занимает тема оснований социального действия – смелости жить и действовать. Правда, и любовь не могут быть произведены, нет технологий их получения: они могут только быть приняты как дар. Их окончательный источником не может быть, человечество, но только Бог, который Сам является Правдой и Любовью. Папа обращается в Энциклике к теме Святой Троицы, являющейся одновременно тайной человечества. Человеческое сообщество может быть построено на основе солидарности на основе фундаментальных ценностей справедливости и мира. Бог желает включить нас в эту действительность общения. Церковь – печать и инструмент этого единства . В свете тайны Троицы мы понимаем, что истинная открытость не означает потерю индивидуальной идентичности, но приобретение возможности глубокого взаимного проникновения и единения. Это также появляется в обычных человеческих событиях любви и правды. Так же, как священная любовь к супругам объединяет их духовно в “одной плоти”, и делает из двух реальное и относительное единство, таким образом аналогичным способом правда объединяет души и заставляет их пребывать вместе, в единстве.

Энциклика защищает субъектность, персону, участие, и с этих позиций критикует любые практики деперсонализации и ограничения участия. Таким образом осуждается государственная политика насилия, экономические технологии, лишенные этического измерения, а также определенные религиозные культуры в мире, которые не обязывают мужчин и женщин жить в общине, а скорее изолируют их друг от друга в поиске индивидуального благосостояния, ограниченного удовлетворением психологических желаний.

***

Папа напоминает, что никто не формирует свою собственную совесть произвольно, что все мы строим наше собственное “я” на основе "самосознания", которое дается нам. Не только другие люди находятся вне нашего контроля, но и каждый нас - вне собственного контроля. И развитие человека поставлено под угрозу, если он утверждает, что является исключительно ответственным за результат того, чем он становится. По аналогии, спутывается развитие народов, если человечество думает, что может обновить себя через "чудеса" технологии, так же, как экономическое развитие представляется разрушительным обманом, если мы полагаемся на "чудеса" финансов, чтобы выдержать неестественный потребительский рост. Перед лицом такого Прометеевского предположения, мы должны укрепить нашу любовь к свободе, которая не просто произвольна, но является основанием человечества. В конце концов человек должен смотреть внутри себя чтобы признать фундаментальные нормы естественного морального закона, который Бог написал на наших сердцах.

***

Энциклики Папы чрезвычайно важны для Восточной Европы – потому что образуют совершенно особый диалог внутри наших обществ – диалог не намеренный – поскольку на русский язык Энциклика официально не переводится – но этот диалог должен вестись – его нечем заместить, и он – один из элементов строительства Города, данного как целое, окруженным морями, в которые впадают текущие в этом городе реки.